Сергей Вавилов

«Физик сразу узнает в этих строках главное положение современной теории броуновского движения. Ошибка Лукреция, если быть строгим и придирчивым, только в том, что движение пылинок в солнечном луче в действительности не чисто броуновское, оно искажается тепловыми вихрями, радиометрическим эффектом и пр. Но едва ли следует заниматься таким школьным экзаменом двухтысячелетнего патриарха атомизма».

В другом месте Вавилов обнаруживает удивительную параллель между мыслями Лукреция и идеями современной квантовой механики.

«При такой общей постановке вопроса, — пишет он, — нельзя умолчать о поразительном совпадении принципиального содержания идеи Эпикура — Лукреция о спонтанном отклонении с так называемым «соотношением неопределенности» современной физики. Сущность его заключается в том, что нет возможности определить какими-либо средствами одновременно с абсолютной точностью положение и скорость элементарной частицы».

«Было бы грубой ошибкой, — заканчивает свою мысль Вавилов, — видеть в Эпикуре и Лукреции предшественников квантовой механики, однако нельзя считать некоторое совпадение античной идеи с современной совершенно случайным» (разрядка моя. — В. К., заменено на курсив - оцифровщик.).

 Что хотел сказать Сергей Иванович последней фразой? По-видимому, то самое, о чем мы говорили выше: что существует какая-то всеобщая, всечеловеческая (в пространстве и во времени) связь идей и принципов.

Нет, не случайно Сергей Иванович проводил параллели между Лукрецием и современной физикой, не случайно так упорно и неутомимо разыскивал все новые материалы о родственности мышления древних и современников.

В этих работах Вавилова и в других его историко-научных поисках мы вправе усмотреть одно: стремление исследователя увидеть над гребнями веков нечто главное, такое, что определяет движение науки и нашего научного сознания вперед.

Ведь нет иных путей превращения истории науки в науку.

Ведь только так — поднявшись над веками и народами — можно узреть то основное, важное, важнее чего нет в науке: далекую цель, великую перспективу дальнейшего прогресса.

Глава 5. Ломоносов

Не все великие ученые прошлого оставляли учеников, последователей. Бывали гении-одиночки, труды которых исчезали с их уходом, а научная творческая энергия не передавалась ближайшим потомкам. Пример — Михаил Васильевич Ломоносов, явление в истории русской науки, по выражению Вавилова, не только «глубоко радостное, но и трагическое». Трагическое потому, что «физико-химическое наследие Ломоносова было погребено в нечитавшихся книгах, в ненапечатанных рукописях, в оставленных и разоренных лабораториях на Васильевском острове и на Мойке. Потому, что многочисленные остроумные приборы Ломоносова не только не производились, их не потрудились даже сохранить!»[42].

Как же быть историку науки с такими гениями-одиночками? Должен ли он в тени веков искать подробности дел ученых, не передавших факела? Имеет ли значение для настоящего науки успех подобных поисков? Способен ли такой успех дать физику наших дней что-либо в смысле перспективы?

Бесспорно! — отвечал Сергей Иванович на эти и подобные вопросы всем существом своих работ. Особенно книг и статей о Ломоносове. И здесь он соглашался с академиком Крыловым, необходимо острое внимание к великим личностям в науке! Они самобытности, каких в истории больше нет. Нужно осваивать в подлиннике труды гигантов, и вы, во-первых, поймете их лучше, чем в любом пересказе, во-вторых, как знать; быть может, увидите в них то, чего никто пока не видел, но что и для сегодняшней науки важно.

Изучению жизни и творчества Ломоносова Вавилов уделял внимание, пожалуй, даже больше, чем творчеству и жизни Ньютона.

Т. П. Кравец о роли С. И. Вавилова в изучении наследия Ломоносова: «Кто не писал о Ломоносове? Однако не будет преувеличением сказать, что ни подлинный рост, ни истинный облик нашего гениального соотечественника еще не выяснен, а содержание его творчества еще недостаточно известно нашему читателю. Если это положение начинает изменяться в лучшую сторону, то после исследований Б. Н. Меншуткина[43] главная заслуга в этом принадлежит, конечно, Сергею Ивановичу».

Вавилов писал о Ломоносове в разные годы. Первая статья была опубликована еще в 1936 году в журнале «Природа». Она называлась «Оптические работы и воззрения М. В. Ломоносова» и была зачитана как доклад на торжественном заседании Академии наук СССР и Московского университета в связи с 225-летием со дня рождения Ломоносова.