Сергей Нечаев

В глухом углу парка Петровской академии находится забытый грот. Возле него, — покрытый льдом (на дворе ноябрь) пустынный пруд. Туда подходят в этот ужасный вечер несколько человек. Среди них Иванов.

— Где же шрифты? — спрашивает он.

— В гроте…

Иванов входит. Делает несколько шагов в темноте. Снаружи остается один Успенский. Он дрожит в неожиданной лихорадке. Все, что совершается, доходит до него, словно сквозь сон. Вдруг доносится испуганный крик.

— За что вы меня бьете? Что я вам сделал?!

Кто-то мелькнул у выхода. Успенский бросается, растопыривая руки, задерживает вырвавшегося Иванова.

Его снова уволокли в пещеру. Раздается выстрел, и все стихает.

Бледные, растерянные выходят из грота Кузнецов, Николаев и Павлов с револьвером в руках.

У Успенского закружилась голова. Но еще не конец. Нужно скрыть следы. Павлов идет к пруду и начинает пробивать лед. Остальные обматывают бичевкой кирпичи, но руки становятся деревянными, не слушаются, узлы не вяжутся, кирпичи выскальзывают из петель; наконец, они привязаны к трупу; несколько шагов проносят труп на руках и спускают в воду.

…Домой!

В ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫХ КРУГАХ ПАНИКА

— Он вернулся!..

— Вы читали? — Шувалов на приеме у царя протянул генералу Мезенцову листовку «Народной Расправы».

«…Да, мы не будем трогать царя, мы убережем его для казни перед лицом всего освобожденного черного люда, на развалинах государства… А теперь мы примемся за истребление его Аракчеевых, т. е. тех извергов в блестящих мундирах, обрызганных народной кровью, что считаются столпами государства…»

— Это какой-то бред!

— Это листовка Нечаева.

Мезенцов вздрогнул.

— Вы думаете, он способен?

— Читайте дальше…

«…До начала всеобщего народного восстания нам придется истребить целую орду грабителей казны»…

— Читайте выноску.

Мезенцов скосил глаза вниз и смертельно побледнел. В списке приговоренных к казни зловеще запрыгало его имя.

Силясь казаться спокойным, он произнес:

— Это только угрозы.

Однако Шувалов придавал Нечаеву больше значения и не скрывал своих опасений:

— Студент Иванов был убит по одному подозрению в предательстве.

— Но преступная организация раскрыта…

— В Москве. Есть сведения, — голос его понизился до шепота, — что здесь, в Петербурге, существует такое же общество… Нечаев скрылся. Нет! — воскликнул Шувалов, — пока он не пойман, я не буду спокоен ни за себя, ни за священную особу его величества государя императора.

— Неужели он неуловим?

Мезенцов попрощался с графом, пошел к выходу и вдруг испуганно отшатнулся: у подʼезда, держа руку в кармане, стоял какой-то молодой человек. Генералу ясно представилась притаившаяся под пальто бомба, оглушительный взрыв, куски мяса и мозга. Но молодой человек прошел, даже не подозревая о произведенном впечатлении. Мезенцов обеими руками готов был теперь подписаться под словами Шувалова:

— Пока Нечаев не пойман, я ни минуты не буду спокоен…

Бессильный злобный страх охватил всех царских сановников со дня раскрытия заговора. Многие лишились спокойного сна.

* * *

…Труп Иванова был найден на шестой день после убийства. Одежда не была тронута. Даже часы оставались в боковом кармане. Было очевидно, что он убит не простыми грабителями. Среди знакомых Иванова оказался Успенский, квартира которого давно считалась подозрительной. Полиции не трудно было напасть на след. Мрачные люди пришли ночью на эту квартиру играть в прятки. Залезали под кровати, за шкаф, вспарывали бархат мягкой мебели и, наконец, нашли спрятанное, сурово взглянули на хозяина и увели его с собой.

Организация была раскрыта в самом начале своей деятельности. Друзья Павлова были арестованы. Сам он успел бежать в Петербург. Но столица уже была поднята на ноги. Нечаева разыскивали, как никакого другого революционера. Павлову пришлось снова бежать за границу. В это время в третьем отделении уже знали, что Павлов и Нечаев — одно лицо.　

Глава четвертая ПОГОНЯ