Читаем Сергей Нечаев полностью

Он родился в бедной доле.Он учился в бедной школе,Но в живом труде наукиЮных лет он вынес муки.В жизни стала год от годуКрепче преданность народу…И гонимый местью царскойИ боязнию боярской,Он пустился на скитанье,На народное восстаньеКликнуть клич ко всем крестьянамОт востока до заката:Собирайтесь дружным станом,Станьте смело брат за брата,—Отстоять всему народуСвою землю и свободу.Жизнь он кончил в этом миреВ снежных каторгах Сибири,Но, дотла нелицемерен,Он борьбе остался веренДо последнего дыханья.Говорил среди изгнанья:Отстоять всему народуСвою землю и свободу.

Растроганный Бакунин едва не душит его в обʼятиях.

— Знаешь что, дорогой мои! Ты должен посвятить эти стихи Нечаеву. Орленок только расправляет крылья! Но увидишь, он еще заткнет за пояс нас, старых дураков, — добродушно смеется он, восхищаясь своим новым другом, — и, конечно, мы не станем, уподобившись немецким Гретхен, вздыхать над твоими стихами, а превратим их немедля в превосходную прокламацию. Это я уже беру на себя, — заканчивает Бакунин, прощаясь с Огаревым.

Захватив рукопись, он направился домой, где его давно уже поджидал Нечаев. Бакунин поздоровался.

— Вон какую гору нагромоздил, — указал он на литературу, только что принесенную Нечаевым. — Ведь сам набрал и отпечатал?

Наступил вечер. Друзья о чем-то заговорили, сначала вполголоса, но скоро Бакунин увлекся и загремел на всю квартиру:

— Я понимаю тебя, мой друг! Пора, пора ехать туда, в Россию.

— Вот где бы только взять средства… — Бакунин в раздумьи зашагал по комнате. — Моя касса, увы, совсем опустела.

Стало тихо. Бакунин перелистывал принесенную брошюру. Вдруг он круто повернулся и с еще большей силой воскликнул:

— Постой, гениальная мысль!.. И как это мне раньше не пришло в голову; ты получишь деньги у Герцена.

Это было так неожиданно, что Нечаев неуверенно спросил:

— А найдутся ли у него?

Но Бакунин решительно повторил:

— Ну конечно же, у Герцена…

* * *

В 1858 году Герцен познакомился в Лондоне с русским помещиком Бахметьевым.

На другой день после знакомства Бахметьев уже рассказывал ему о своем решении покинуть навсегда Рос сию и поселиться на Маркизских островах.

Там намерен он посвятить свою жизнь созданию колонии «на социальных основах».

— …И после всех необходимых затрат у меня еще остается 20 тысяч франков, которые я решил отдать на вашу пропаганду.

— Но я, право, не нуждаюсь в деньгах, — возразил Герцен, удивленный таким неожиданным оборотом.

— Нет, это дело решенное. Я хочу обратить эту сумму на благо родины, а для этого не вижу лучшего средства, как поддержать вашу пропаганду.

Герцен снова возразил. Бахметьев настаивал, и в конце концов Герцену пришлось уступить. Деньги были положены в банк, а сам Бахметьев с тех пор исчез, как в воду канул.

Из этого «Бахметьевского фонда» десять лет спустя получил Нечаев необходимые ему средства.

* * *

Все уже было готово к отʼезду. Нелегальная литература была спрятана в двойном дне чемодана, удостоверение Женевского Революционного Комитета за подписью Бакунина искусно зашито в платье. И, наконец, Нечаев прощается со своим учителем. Старый бунтарь взволнован и растроган. Он берет со стола тетрадку и вручает ее Нечаеву.

— Друг мой! Здесь записал я для тебя и для твоих товарищей в России ваш новый символ веры. Пусть это станет катехизисом для всех настоящих революционеров. Я ничего не выдумывал за письменным столом своего кабинета. Нет, ты сам научил меня всему, что здесь написано. Твой образ запечатлел я на этих страницах.

Бакунин заключил юношу в обʼятья и трижды расцеловался с ним.

Нечаев уехал. Впереди — Россия, преследования, нелегальная жизнь, встречи, шпики…

Он пустился на скитанье,На народное восстанье…
Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза