Читаем Сергей Нечаев полностью

— Хорошо, — скрепя сердце, отступила Н. А., пропуская Нечаева, — но долго здесь нельзя скрываться!..

Нечаева поместили в пустой маленькой комнатке. Дверь из нее вела в спальню Наташи. Принесли матрац. Нечаев постелил себе на полу. Наступила полночь.

— Спокойной ночи!

Перед тем как лечь спать, Н. А. придвинула к двери Нечаева тяжелый туалетный стол и привязала к его ножке колокольчик.

— Если сдвинут стол, колокольчик зазвенит и я прибегу, — сказала она Наташе.

Н. А. провела тревожную ночь. Несколько раз она просыпалась и вслушивалась в темноту, приподнявшись на постели. Ей ужасно не нравилось такое близкое соседство с Наташей. Либеральная (свободолюбивая) барыня боялась и ненавидела этого «слишком настоящего» революционера. Убийство Иванова навевало на нее ужас и отвращение. Она принадлежала к кругу свободомыслящих дворян-эмигрантов, но уже к тому времени революция оставила их далеко-далеко позади себя.

Шла вторая неделя, а Нечаев все еще не мог покинуть своего убежища. Появиться на улицах Женевы в обычном виде — значило добровольно отдать себя в руки рыскавших всюду шпиков. Друзья Нечаева все обещали принести рабочий костюм и корзину, а пока он проводил целые дни в своей клетке, скрываясь не только от посторонних, но и от прислуги. Маленькая дочь Огаревой приносила ему незаметно пищу.

Н. А. все сильнее нервничала и негодовала. Наконец, она не выдержала:

— Нет! Вам неудобно более оставаться у нас. Хозяин нашего дома страшный реакционер. Каждую минуту он может вас увидеть и выдать. Этим нельзя шутить!

Чтоб избавиться от Нечаева, Н. А. решилась сама помочь ему бежать из Женевы.

В яркий солнечный день к подʼезду подкатила роскошная карета. Н. А. с дочерью под руку и Нечаевым вышла из дому. Через несколько минут они уже мчались по улицам Женевы; а через три часа Нечаев прощался с ними далеко за городом на берегу озера. Больше всего он благодарил маленькую девочку за заботы о нем и за уменье в ее годы хранить тайну. Потом он сел в лодку и переехал благополучно в Савойю.

Жандармам не приходило в голову, что молодой человек, катающийся в роскошной карете с красивой нарядной дамой, может быть русским бунтовщиком Нечаевым.

* * *

Нужна была необычайная энергия и воля к жизни для изнурительной неравной борьбы с преследователями, но изумительная натура Нечаева находила в эти дни силы и время еще и для революционной работы. Создать организацию! Сколотить по одному бревнышку, собирать по человеку, — но во что бы то ни стало создать организацию! Нечаев рассылает письмо за письмом своим старым друзьям. Из Америки вызывает молодого Сажина.

В мае 70-го года Сажин был уже в Женеве и искал Нечаева. Рано утром на малолюдной пристани к Сажину подошел незнакомец и тихо шепнул:

— Восстание и Труд! — и прошел на пароход. Услышав условный пароль, Сажин поспешил за ним. Через несколько часов они спустились на берег и прошли в гостиницу. Здесь уже был приготовлен обильный обед на двоих. После обеда подали фаэтон, и к ночи Сажин подʼехал к небольшому домику. Это было убежище итальянских революционеров — мадзинистов. Мадзинисты обладали прекрасной конспиративной организацией, имели своих агентов, почту, средства сообщения. У них укрывался радостно встретивший Сажина Нечаев.

— Наконец-то вы приехали! Работы сейчас непочатый край!

Но Сажин уже наслушался в Женеве слухов и сплетен о Нечаеве и был предубежден против него.

— Говорят, вы не доверяете своим товарищам по работе, обманываете их и «эксплоатируете». Если это, действительно, так, то не знаю, сработаемся ли мы с вами?

— Эти эмигрантские обыватели только и умеют, что врать! Неужели вы думаете, я не понимаю, что к товарищам по революционной работе относятся с полным доверием… Впрочем, наша совместная работа убедит вас лучше слов.

— Но что же я должен буду делать?

— Возьмите на себя руководство русскими революционными делами за границей.

— В чем это выразится?

— У нас в разных городах имеются группы. С подробностями вас познакомят в Женеве. Там сейчас мой друг Серебренников.

Прощаясь, Нечаев крепко пожал руку Сажина. Они расстались друзьями и соратниками.

Но пребывание в Швейцарии становилось все более опасным для Нечаева. Кроме того, здесь нельзя было заниматься издательской деятельностью, и Нечаев решил переехать в Лондон. Через несколько дней он уже был в чужом огромном городе, в кипящем человеческом океане, где швыряет отдельных людей, как унесенную от берега лодку. Однако неукротимый борец и здесь быстро находит защищенную бухту и бросает в ней якорь. И Нечаев уже радостно вдыхает запах типографской краски и ведет свое перо по листу корректуры, как опытный лоцман — судно через опасный пролив. Нечаев со своим другом Серебренниковым печатает газету «Община».

* * *

Константин Федорович Филиппеус, фактический руководитель сыском при третьем отделении, докладывает его превосходительству генералу Мезенцову:

— Нечаев окончательно исчез из поля зрения наших агентов.

— Ваши агенты пьяницы и остолопы. Они не дают себе труда искать его.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза