Сергей Нечаев

— Отказаться от своего имени, от своей личности, вычеркнуть их…

Бакунин отложил перо, ловя себя на том, что повторяет слова Нечаева. Маститый революционер, привыкший к роли вождя и учителя, не скрывал от себя, что покорен энергичным юношей.

За короткий срок Нечаев, действительно, сделал многое. Беззаветно преданный своей мечте, он верил в близкое торжество революции. Он не боялся, что не сможет восстановить разгромленное жандармами революционное общество, но боялся, что сможет так подумать Бакунин. А его поддержка была нужна. И Нечаев скрыл от Бакунина провал.

Впрочем это была доведенная до конца система самого Бакунина. Это он требовал, чтоб организация была конспиративна; чтоб члены ее вербовались в тайных с глазу на глаз беседах; и, кроме четырех товарищей по пятерке, рядовой революционер ни о ком больше бы не знал. Как можно было в таких условиях привлечь в свою среду новичка? Нужно было его убедить, что организация охватила всю страну, что чуть ли не все честные люди в нее уже вошли, и что он, пожалуй, последний, кто еще не сделал этого шага… Нечаев не постеснялся представить в таком виде дело самому Бакунину.

* * *

Почти так представлялось оно и третьему отделению.

Правда, все дела организации находились в это время уже в следственных папках отделения. Но можно ли было за что-либо поручиться, пока Нечаев на свободе. Он, несомненно, при первой возможности снова вернется в Россию, а тогда…

Правительство решило не ждать его возвращения, а захватить Нечаева за границей.

В день получения очередной почты из Петербурга царские послы во всех столицах Европы задвигались разом, подобно марионеткам, заведенным общей пружиной. Камердинеры принесли парадные костюмы, кучера подали блестящие кареты. Послы откинулись на спинки сидений и все, как один, произнесли:

— К министерству!

В Берлине — немецкому, в Париже — французскому, в Лондоне — английскому, на Балканах и в Швейцарии — балканским и швейцарскому министерствам были в тот день нанесены визиты по случаю того, что русский царь очень огорчился побегом уголовного преступника Нечаева и, чтоб совсем не расстроиться, просит помочь изловить убийцу для достойного наказания.

Мудрые европейские правители не выразили никакого удивления тому, что сам царь занялся простым убийцей. Русские послы принесли на всех европейских языках благодарность за понимание и сочувствие.

Только английский министр, усмехаясь на речь русского посла, блеснул свободолюбивыми убеждениями своего королевства.

— Политические эмигранты пользуются правом убежища в нашей стране!

— Но ведь он убил человека!..

— Политическое убийство не лишает беглеца права убежища… — любезно проговорил министр.

* * *

Скоро зашныряли по всей Европе гороховые пальто — русские шпики.

Бисмарку подали карточку: «Александр Францович Шульц. Чиновник особых поручений при третьем отделении».

Железный канцлер радушно протянул царскому шпиону руку и крепко пожал ее. Результатом этого пожатия явилось предписание всем полицейским властям Германии: в случае обнаружения Сергея Нечаева — арестовать и выдать России.

Такими же дружескими рукопожатиями обменялись в Швейцарии русские шпики и префекты полиции.

Третье отделение с нетерпением стало ждать последствий.

* * *

Уже четвертый месяц женевский префект ежедневно жмет руку своему дорогому русскому коллеге, но на все вопросы последнего безнадежно отвечает вопросом же:

— Все еще ничего не слышно, уважаемый господин полицейский?

Всем известно, что Нечаев укрывается здесь же, у русских эмигрантов в Женеве. Город наводнен царскими шпионами. Местная полиция горит желанием помочь им. Но молодой революционер исключительно ловок и осторожен. Его не удается ни выследить, ни случайно накрыть на улице.

Наконец господин русский полицейский прибегает, запыхавшись, в префектуру:

— Я его видел! Дайте мне жандармов, господин префект!

И швейцарские жандармы под командой русского шпика быстро бегут по главной улице Женевы. Впереди них идут, прогуливаясь, двое русских.

— Стойте! Именем закона… — жандарм не договорил: русские стали бешено отбиваться.

— Его, его держите! — кричал царский шпик, повиснув на рукаве высокого русского. Жандармы бросились к нему на помощь. Второй русский воспользовался минутой и пустился бежать.

Арестованного торжественно повели в тюрьму. Две недели продержали его в одиночной камере. Потом выпустили, когда выяснилось, что его приняли совсем за другого.

А его товарищ, успевший бежать, был Нечаев.

Снова женевский префект, ежедневно пожимая руку своему дорогому коллеге, безнадежно отвечал вопросом на вопрос:

— Опять ничего не слышно, уважаемый господин полицейский?

* * *

Поздно вечером в тихой квартире Н. А. Тучковой-Огаревой раздался звонок. Н. А.испуганно посмотрела на молодую девушку, сидевшую напротив. С ней жила дочь Герцена, Наталья.

— Кто бы это мог быть? — тревожно спросила она.

Наталья Герцен была предупреждена, но ничего не отвечала. Н. А. пошла отворить. В дверях стоял Нечаев.

— Позвольте мне остаться у вас дня два-три, не более.