Сердцедёр

— Довольно, убирайся, — не выдержал кюре, — но не вздумай опять пренебречь своими обязанностями. Бог нуждается в цветах, Бог нуждается в ладане, ему необходимы почести и бесценные подношения, золото, мирра и чудесные зрелища, ему нужны прекрасные, как кентавры, юноши, и сияющие брильянты, и солнца и зори, а ты сидишь тут, уродливый и жалкий, будто шелудивый осел, пукнувший в гостиной... но поговорим о чем-нибудь другом, а то ты выводишь меня из себя. И я все равно сброшу тебя на землю, в этом нет никаких сомнений.

— Ну нет, не упаду я, — очень сухо заметил ризничий и дохнул огнем, опалив при этом волосы на ногах кюре. Кюре разразился проклятиями.

— Господа, — взмолился Жакмор, — прошу вас, не надо.

— Вы правы, — весьма светским тоном продолжал кюре. — Так чему я обязан удовольствием видеть вас?

— Да вот проходил мимо и решил заглянуть.

Ризничий поднялся.

— Оставляю вас, мой дорогой кюре, оставляю и болтайте себе с господином, как бишь его?

— До свидания, — сказал Жакмор.

В это время кюре яростно сучил ногами, чтобы избавиться от сгоревших волос.

— Как ваши дела? — спросил он Жакмора.

— Спасибо, все хорошо, — ответил Жакмор. — Я был в деревне, приглашал рабочих. В доме нужно еще кое-что сделать.

— Перестраиваете все по той же причине?

— Да, по той же, — подтвердил Жакмор. — От мысли, что с детьми может что-нибудь случиться, она становится невменяемой.

— Но безумие ее не прекратится и тогда, когда она будет знать, что они в безопасности, — заметил кюре.

— Совершенно верно, — согласился Жакмор. — С самого начала мне было ясно, что она сама раздувает страхи внутри себя. Но знаете, ее неистовое стремление защитить детей теперь вызывает у меня даже некоторое уважение.

— Да, какая сногсшибательная любовь! — воскликнул кюре. — Вот где роскошь-то, в предвидении всех опасностей! Но дети понимают, по крайней мере, сколько она для них делает?

Жакмор не сразу нашелся, что ответить. Об этой стороне вопроса он как-то не задумывался. И неуверенно пробормотал:

— Насчет этого не знаю...

— Ведь святая женщина, — продолжал кюре, — а не посещает мессу. Попробуйте-ка объяснить сей феномен.

— Увы, объяснить невозможно. Впрочем, согласитесь, между этими вещами нет никакой связи. Вот вам и объяснение.

— Да, верно, абсолютно с вами согласен.

Они замолчали.

— Ну так я пойду, — проговорил Жакмор.

— Да-да, — отозвался кюре, — вы сейчас пойдете.

— Тогда я пошел, — сказал Жакмор. Он попрощался и ушел.

XXVI

12 мартобря

Небо, словно плиткой, было обложено желтоватыми, сомнительного вида облаками. Холодало. Издалека доносилась песня моря, но тональность ее казалась весьма неприятной. Предгрозовые сумерки опустились на сад. В результате последней переделки в нем больше не было земли; лишь в некоторых местах из пустоты вылезали жалкие верхушки кустарников, уцелевших после бойни деревьев. И еще сохранилась дорожка, разделяющая надвое пустоту.

Облака неслышно приближались друг к другу, и при каждом столкновении раздавалось глухое ворчание, а пространство прорезал яркий золотистый отсвет. Создавалось впечатление, будто небо нависло над утесом. Немного спустя оно изменило свой облик, превратившись в грязновато-серый тяжелый ковер, и тогда вдруг обрушилась гробовая тишина. И в глубине этой тишины родился легкий ветерок; сначала он дул еле-еле и нежно обвевал карнизы и печные трубы, но потом натянул свои паруса, пожестчал, из каждого камешка стал выбивать резкий пронзительный звон, пригибая к земле беспокойные головки цветов, и принялся гнать перед собой первые тонкие лезвия дождя. Тут небо внезапно треснуло, как старый фарфор, и начался град; горькие градины громко взрывались на черепичных крышах, рассыпаясь в тончайшую кристаллическую пыль; мгновение — и дом окончательно пропал, скрытый завесой водяной пыли. Град яростно атаковал аллею, и при каждом точном попадании на этом месте вспыхивали разноцветные искорки.

Все новые порывы ветра вспенивали море, и оно стало подниматься, как вскипающее черноватое молоко.

Когда прошло первое потрясение от начавшейся грозы, Клементина тут же вспомнила о детях. К счастью, они как раз играли в своей комнате, и ей очень быстро удалось собрать всех в большой гостиной на первом этаже. На дворе стояла самая настоящая ночь, и густой туман, омывавший окна, переливался под падавшим на него светом.