Читаем Сердцедёр полностью

Ничто уже не напоминало здесь об Анжеле. Разве что там и сям на камнях остались следы сажи от устроенного им пожара. Жакмор машинально поднял глаза к небу и замер на месте. Трое детей бежали по гребню утеса, из-за расстояния и угла наблюдения их фигурки казались совсем маленькими. Они неслись, будто по равнине, не обращая внимания на камни, срывающиеся из-под ног, не боясь пустоты, зияющей слева от тропинки; вероятно, это был какой-то приступ безумия. Достаточно малейшей неосторожности, и падение неизбежно. Один неловкий шаг, и вот их окровавленные и изуродованные тела лежат у моих ног. Тропинка таможенников, по которой бежали дети, чуть дальше кончалась крутым обрывом; но мальчишки и не думали останавливаться, наверняка забыли об опасности.

Жакмор до боли сжал кулаки; если крикнуть им — они потеряют равновесие от неожиданности. Но заметить обрыв заранее они не могли, а Жакмор, напротив, отлично его видел со своего места. Нет, слишком поздно; первым до пропасти добежал Ситроен. От напряжения кулаки Жакмора побелели и он застонал. Дети обернулись и увидели его. Потом, ринувшись в пустоту и описав крутую петлю, они приземлились около Жакмора, болтая и смеясь, словно ласточки в каком неизвестно месяце.

— Ты нас видел, дядя Жакмор? — спросил Ситроен. — Но ты ведь никому не скажешь?

— Мы придумали такую игру, будто можем только бегать, а летать не умеем, — пояснил Ноэль.

— Очень весело, — сказал Жоэль. — Хочешь играть с нами?

Да, теперь он все понял.

— Так это вы были позавчера с птицами? — спросил Жакмор.

— Да, — ответил Ситроен, — и видели тебя. Но мы учились летать очень быстро, и остановиться не получилось. А потом, знаешь, это тайна, что мы летаем. Мы хотим научиться летать очень-очень хорошо, чтобы сделать сюрприз маме.

Сюрприз маме. Знали бы вы, какой сюрприз она готовит вам. Нет, это все меняет. Если дело обстоит так, она не имеет права. Надо сказать ей. Запереть их в клетку при подобном даре... Я должен что-то предпринять. Я должен... не желаю соглашаться... у меня есть еще один день... пока я не в лодке на красном ручье.

— Ну, бегите, играйте, мои хорошие, — сказал он, — а я пойду повидаюсь с вашей мамой.

Дети полетели друг за другом низко над волнами, некоторое время они сопровождали Жакмора, помогая ему перепрыгивать через очень уж большие камни, приподнимая за руки.

В считанные секунды он оказался на гребне утеса. Встряхнулся и решительным шагом направился к дому.

<p>XXVIII</p>

— Но послушайте, — говорила весьма удивленная Клементина, — я ничего не понимаю. Вчера вы меня уверяли, что это прекрасная мысль, а сейчас называете ее нелепостью.

— Да нет, почему же, я не против. Эта мера обеспечит им надежную защиту. Но вы забыли, что остается еще одна нерешенная проблема.

— Какая же? — спросила она.

— А нуждаются ли они вообще в такой защите?

Клементина пожала плечами.

— Вне всякого сомнения. Я целыми днями умираю от страха: не случилось бы с ними чего-нибудь.

— Употребление условного наклонения, — заметил Жакмор, — часто свидетельствует либо о беспомощности, либо о хвастовстве.

— Господи, да хватит вам. Хоть на минуту бросьте выдрючиваться.

— Послушайте, — сказал Жакмор, — я вас серьезно прошу, не делайте этого.

— Но почему? — спросила она, — объясните же, наконец.

— Боюсь, вы не поймете, — прошептал Жакмор. Он не осмелился выдать их тайну. Пусть хотя бы это останется только им.

— По-моему, мне как матери лучше знать, что им нужно.

— Да нет, — ответил Жакмор, — они знают лучше вас.

— Какой вздор, — сухо проговорила Клементина. — Мои дети постоянно подвергаются опасности, впрочем, как и всякие другие.

— Вам недоступен тот способ защиты, который есть у них, — сказал Жакмор.

— Кроме того, — продолжала она, — вы их не любите так, как я, и поэтому не можете чувствовать то, что чувствую я.

С минуту Жакмор молчал, а затем сказал:

— Да, естественно, так же, как вы, я их любить не могу.

— Только мать способна понять меня.

— А вам известно, что птицы в клетке не живут? — спросил Жакмор.

— Напротив, им там очень даже хорошо, — возразила Клементина. — Я вам больше скажу: это единственное место, где им может быть обеспечен соответствующий уход.

— Ну что ж, я вижу, изменить ничего нельзя, — сказал Жакмор. Он поднялся.

— Должен с вами проститься. Ведь я вас, вероятно, никогда не увижу.

— А вот попривыкнут они, и я буду время от времени выбираться в деревню. Но все-таки я никак не могу понять ваших возражений. Ведь вы же, в сущности, сами себя замуровываете подобным же образом.

— Я замуровываю только себя, но не других, — уточнил Жакмор.

— Мои дети и я — это одно целое. Я так их люблю.

— Странное у вас мировидение, — сказал он.

— Как раз то же самое я думала о вас. В моем же мировидении нет ничего странного. Мой мир — это они.

— О нет, вы ошибаетесь. Вам хочется заполнить собою их мир. И в этом смысле вы несете одно разрушение. Он встал и вышел. Клементина смотрела ему вслед. Какой у него все-таки несчастный вид, — думала она. Вероятно, в детстве был обделен материнской любовью.

<p>XXIX</p>

15 мартобря

Перейти на страницу:

Все книги серии Культурологическая библиотека журнала «Апокриф». Серия прозы

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература