Читаем Сердцедёр полностью

И Ноэль с Ситроеном, взявшись за руки, направились к ограде. Жоэль смотрел им вслед. Клементина запретила подходить к рабочим, пока они не закончат. Раз и навсегда. Но обычно в эти часы она возилась на кухне, поэтому шипенье масла и грохот кастрюль мешали ей слышать уличные звуки; а ведь и правда, пойти посмотреть очень даже интересно, и если с рабочими не разговаривать, то ничего страшного. Вот бы узнать, что еще задумали Ситроен с Ноэлем? Жоэль, устав от полета, решил пробежаться и поскорее догнать братьев, но бежал он так быстро, что его занесло на повороте, и он чуть не упал. Потом он побежал снова и смеялся сам над собой. Он, оказывается, совсем разучился ходить.

Ситроен и Ноэль, расцепив руки, стояли рядышком и с удивлением смотрели на то место в метре от них, где раньше находилась стена, окружающая сад, и высокая позолоченная калитка, а сейчас не было ничего.

— Куда она девалась? Где стена? — удивился Ноэль.

— Не знаю, — прошептал Ситроен.

Вместо стены — ничто. Свет и пустота. Абсолютное ничто, внезапный резкий провал, словно кто-то резанул пейзаж бритвой. Небо все так же висело наверху. Жоэль, заинтересовавшись, подошел к Ноэлю.

— Что случилось? — спросил он. — Рабочие разобрали старую стену?

— Похоже, — ответил Ноэль.

— Вот странно, почему-то больше ничего нет, — сказал Жоэль.

— Что же это такое? Что они сделали? — говорил Ситроен. — Это что-то бесцветное. Но не белое. И не черное. Из чего же оно?

Он подошел поближе.

— Не трогай, Ситроен, — предупредил Ноэль.

Ситроен некоторое время колебался, потом протянул руку, но, не дотронувшись до пустоты, опустил ее.

— Я боюсь, — признался он.

— Смотрите, там, где была калитка, больше не видно ничего, — сказал Жоэль, — а раньше, помните, было видно дорогу и кусочек поля. Теперь одна пустота.

— Это как будто смотришь с закрытыми глазами, — проговорил Ситроен, — но у нас-то глаза открыты, хотя отныне мы можем видеть только сад.

— Получается, что сад — это как будто наши глаза, — добавил Ноэль, — а оно — будто наши веки. Оно не черное и не белое, и не цветное, в общем, никакое. Это стена из ничего.

— Да, — сказал Ситроен, — именно так, она выстроила стену из ничего, чтобы нам не хотелось выходить из сада. Получается, все, что не сад, это пустота, а выйти в пустоту просто невозможно.

— Значит, у нас больше ничего не остается? Только небо? — спросил Ноэль.

— Нам этого достаточно, — ответил Ситроен.

— А я и не думал, что они уже закончили, — сказал Жоэль, — ведь все время был слышен стук молотков и их разговоры. Я надеялся, мы увидим, как они работают, а, оказывается, все интересное уже кончилось. Пойду-ка я к маме.

— А может, они еще не всю стену разобрали? — предположил Ноэль.

— Пошли посмотрим, — отозвался Ситроен.

Ноэль и Ситроен, оставив брата, полетели вдоль тропинки, которая раньше опоясывала стену, а теперь — их новую замкнутую Вселенную. Они летели очень быстро, на бреющем полете, ловко проскальзывая под низко склонившимися ветвями. Добравшись до той стороны, где был утес, Ситроен внезапно остановился. Перед ними возник длинный кусок прежней стены, самой настоящей стены, со старыми камнями и вьющимися растениями, устроившими наверху целое зеленое гнездо, кишащее насекомыми.

— Стена! — воскликнул Ситроен.

— Гляди-ка, верхняя часть уже исчезла! — крикнул Ноэль.

Стена медленно исчезала у них на глазах, будто кто-то ловко и незаметно прятал ее.

— Все ясно, они снимают ее сверху, — догадался Ситроен. — Сейчас уберут последний слой, и она совсем исчезнет.

— Можно пойти посмотреть с другой стороны.

— А зачем? — сказал Ситроен. — Все равно нам теперь гораздо веселее играть с птицами.

Ноэль ничего не ответил. Он был согласен с братом, и никаких комментариев больше не требовалось. Между тем низ стены тоже исчез. Раздались отрывистые команды бригадира, стук молотка, а потом наступила ватная тишина.

Послышались быстрые шаги. Ситроен обернулся. К ним в сопровождении Жоэля приближалась Клементина.

— Ситроен, Ноэль, идемте скорее, мама испекла на полдник вкусный сладкий пирог. Ну, идемте! Тот, кто первым поцелует мамочку, получит самый большой кусок.

Ситроен не двинулся с места. Ноэль подмигнул ему и побежал к Клементине, делая вид, что сильно чего-то испугался. Она прижала его к груди.

— Что такое, мой малыш? Почему мы грустим?

— Я боюсь, — прошептал Ноэль. — Стены нету.

Ситроен просто давился от смеха. Ну и артист же его братец! Жоэль, важно посасывая конфету, стал успокаивать Ноэля:

— Да это вовсе не страшно, — сказал он. — Я вот ни чуточки не боюсь. Просто теперь у нас новая стена, красивее, чем старая, ее построили, чтобы нам было лучше в саду.

— Мой дорогой, — проговорила Клементина, с жаром обнимая Ноэля, — разве мамочка может вам сделать что-то плохое? Ну же, будьте умницами и идите полдничать.

Она улыбнулась Ситроену. Он видел, что у нее дрожат губы, и отрицательно покачал головой. Когда Клементина заплакала, он с любопытством стал смотреть на нее. Но потом, пожав плечами, все-таки пошел. Клементина судорожно обняла его.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культурологическая библиотека журнала «Апокриф». Серия прозы

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература