Сердцедёр

А что, если кто-то из них упал с дерева, побежал слишком быстро и сломал ногу, а другой играл в воде и утонул, а третий спускался со скалы, споткнулся и разбился вдребезги? А может, они поцарапались старой проволокой и заразились столбняком? А что, если они нашли огромный камень в глухом уголке сада, перевернули его, а там крошечная желтая личинка, которая тут же проклюнется, превратится в бабочку и полетит в деревню, попадет в стойло страшного быка и укусит его в ноздрю, и вот уже бык вырывается из стойла и начинает крушить все вокруг; он несется по дороге прямиком к их дому, он словно взбесился и на поворотах натыкается на живую изгородь, увитую барбарисом, оставляя на ней черные клочья шерсти; а прямо перед домом, опустив от ярости голову, врезается в тяжеленную телегу, в которую впряжена старенькая полуслепая лошадь. И телега под ударом рассыпается на кусочки, и какая-то железяка взмывает высоко вверх; это может быть винтик, болт, гайка, гвоздь, железная оковка оглобли, крюк упряжи, заклепка колеса; все эти детали, сделанные каретником, уже ломались когда-то, затем их снова примитивно, вручную пригнали друг к другу с помощью ясеневых клиньев, и вот в результате крушения этот железный обломок со свистом устремляется в голубое небо. Он перелетает через решетку сада, падает, о, Боже, и на лету отрывает крылышко летающего муравья, и вот подбитый муравей теряет управление, неровно планирует над деревьями, его начинает сносить в направлении лужайки, о, Господи, где играют Ноэль, Жоэль и Ситроен, и муравей падает как раз на щеку Ситроена, его привлекает размазанное там варенье, и муравей кусает его.

— Ситроен! Где ты?

Клементина бросилась вон из комнаты и пустилась вскачь по лестнице с дикими криками. В холле она столкнулась со служанкой.

— Где они? Скажите, где мои дети?

— Как где, спят, — ответила та удивленно. — Им сейчас как раз время спать.

Ну что же, слава Богу, на этот раз обошлось, но ведь вполне могло случиться все что угодно. Она вернулась к себе в комнату, сердце ее бешено колотилось. Нет, безусловно, слишком опасно оставлять их в саду одних. Во всяком случае, надо будет запретить им переворачивать камни. Никогда не знаешь, что может оказаться под ними. Какие-нибудь ядовитые мокрицы, паук, укус которого смертелен, тараканы, переносчики разных тропических болезней, против которых еще нет лекарства, отравленные иглы, спрятанные врачом-убийцей, убегавшим от полиции через нашу деревню после убийства одиннадцати пациентов; он уговорил их изменить завещание в свою пользу — гнусное мошенничество, раскрытое молодым полицейским, странным типом с рыжей бородкой.

— Интересно, что-то поделывает Жакмор? — подумала она в связи с бородкой, или наоборот, вспомнила сначала Жакмора, а потом ей представился полицейский. — Я его почти не вижу. Хотя, какая разница. Правда, под предлогом того, что он психиатр и психоаналитик, он может вмешаться в воспитание Ноэля, Жоэля и Ситроена. А по какому праву, спрашивается? Дети принадлежат матери. Именно потому, что она рожает их в муках, они принадлежат ей. А вовсе не отцу. И поэтому матери любят своих детей, а дети должны делать то, что им говорит мать. Матери лучше знают, что им нужно, что для них хорошо, а что плохо, и тогда они будут оставаться детьми намного дольше. Как ножки китаянок. Маленьким китаянкам надевают специальную обувь, чтобы не росла нога. Может, с повязками какими-нибудь, или подпорками, или стальными колодками. Во всяком случае, делают все, чтобы их ножки оставались маленькими. А как хорошо было бы то же самое проделать с целым ребенком. Чтобы помешать ему расти. Ведь этот возраст самый лучший. Никаких тебе забот и никаких потребностей. Да и дурных желаний тоже. Но все-таки когда-нибудь они вырастут, разобьют скорлупу. Захотят уйти подальше. И тут уж хлопот не оберешься. Как только они шагнут за калитку, так тут же подвергнутся тысяче неизвестных опасностей. Да что там тысяче, десяти тысячам, а то и больше.