Сентябрь

Пора закрыть глаз. Смех. Визг турбины. Треск горящих бревен и неспешный грохот лопа­стей винта.

Удар. Красная вспышка под сводом черепа, и последняя мысль. Фамилия, которую ты хо­чешь утащить с собой в преисподнюю.

Йосслер.

Вагнер сделал глубокий вдох, загоняя в легкие духоту капусты, табачный дым и вонь наби­той людьми пивной. Остаточных количеств кислорода хватило, чтобы настырные видения исчезли.

Он потянул очередной глоток. К счастью, давно уже была прекращена бессмысленная при­вычка продажи спиртного в порциях по пятьдесят граммов. Но не помогло.

Вагнер размышлял над тем, как еще долго будет он вот так реагировать, просыпаясь с бешен­о колотящимся сердцем, вглядываясь широко раскрытыми глазами. В темноту, не имея воз­можности сбежать от звучащего под черепушкой крика горящих живьем женщин. Как и сейчас, когда, увидав парку, в первую очередь он глянул на ленту с фамилией.

Почему во снах он никогда не видит того, что происходило потом. Когда он во второй раз уви­дел зеленую нашивку. Буквы, складывающиеся в фамилию "Йослер", перечеркнутые черной ниткой словно знаком дроби.

Этого момента он ждал более года. Почти что шесть месяцев заняли приготовления; он при­нялся за них сразу же после того, как его отрезали от висельной веревки.

Тут он невольно усмехнулся. Ну ладно, не совсем-то и отрезали. Все равно: то на то и выхо­дит.

Грязь, секущий мокрый снег. Оливковые палатки с красным крестом, разъезженные колеса­ми грузовиков колеи. Может сложится впечатление, что вот-вот завесу типи поднимет Соколиный Глаз, а посреди смотрового плаца в дамском изысканном платьице появится рядовой Клингер[3].

Картину портил приземистый "блэкхок", темный, почти что черный в свете осеннего утра, стоя­щий на краю посадочной площадки с тяжело свисающими над землей лопастями винта. На­росли и шишки датчиков и выступающий топливный зонд придавали вертолету вид притаившегося дракона. Правда, этому виду мешали тарелки спутниковых антенн на крыше разрисованного мас­кировочными полосами контейнера. Никак не соответствовал и "хаммер" с торчащим над грузовой кабиной полу­дюймовым пулеметом.

Это никак не Корея. Сюда не налетят легкие стрекозы с плексигласовым пузырем кабины; пер­вые вертолеты Белла с двухлопастным винтом, со смешным прутом гироскопического стабили­затора над головкой, которые – как придумал себе Игорь Сикорский – спасали жизнь раненным.

149 M.A.S.H. Где-то на полпути между Вышкувом и Острувью. И несколькими десятками лет позднее.

Крайне неудобно забираться на ʺхаммерʺ со скованными за спиной руками. Ему нужна была по­мощь, и он ее получил. Рывок за воротник американской летной куртки без знаков различия, ры­вок сильный, хотя и мягкий, без злости. На латиноамериканском лице солдата не отражались ка­кие-либо чувства. Вот с военными полицейскими - жандармами все было не так. Молодой ир­ландский бычок буквально кипел желанием застрелить кого-нибудь во время попытки к бегству, без какой-либо по­требности и без смысла он размахивал своим ʺингремомʺ. Несмотря на холод, на нем был только про­тивоосколочный жилет, надетый на оливковую футболку с короткими рукавами. В обогреваемой каби­не хаммера это никак не мешало, но сейчас, под режущим мокрым снегом, го­лые руки покрылись пу­пырышками, не слишком-то подходящими к образу неустрашимого Рэмбо, на которого, наверняка, по­лицейский желал походить. На самом же деле он вызывал не очень-то даже скрываемые насмеш­ки солдат из взвода охраны госпиталя.

Вообще-то, у двух жандармов, ведших скованного Вагнера, были каменные, непроницае­мые лица; зато другие, стоящие дальше, позволяли себе сплевывать и делать краткие коммента­рии. Хра­брый ирландский воин испанского не знал, но по тону мог сделать вывод, что это не про­явление изумления.

Но он не реагировал. Он был всего лишь сержантом, а наиболее громкие комментарии про­возглашал мекс, на погонах которого имелись капитанские звездочки.

Хотя сержант терпеть не мог мексов, черномазых, бамбуков, пуэрториканцев и всяческой иной сволочи, которая заливала его обожаемый Средний Запад, протестовать он не решался. Зато оты­грался на заключенном, стукнув его прикладом ʺингремаʺ в спину.

Темнолицый капитан сплюнул себе под ноги и буркнул что-то, что прозвучало исключи­тельно оскорбительно. После чего сделал такое, чего никто не мог ожидать. Не обращая внимания на оне­мевшего военного полицейского, он подошел к хаммеру, вытянулся по стойке смирно и отдал устав­ный салют, глядя пленному прямо в глаза.

Жандарм-сержант покраснел, что не представляло для него особого труда, поскольку у него был вид свежевымытого, розовенького подсвинка. Он что-то рявкнул водителю. Хаммер резко рванул с места, выбивая из-под колес фонтаны грязи. Когда машина проезжала мимо солдат, те тоже вы­тянулись по стойке смирно. Вагнер не мог им салютовать в ответ. Он только кивнул, а в его памяти все еще стоял взгляд черных, непроницаемых глаз капитана.

За первой машиной тронулись две остальные, с пулеметами на кузовах. Одна выехала вперед, вторая заняла позицию сзади.