Сентябрь

И еще один отзвук – с другой стороны. Высокий визг и лязг гусениц. Вагнер уже не мог повер­нуть голову сильнее, тело его не слушалось. Только лишь пальцы выброшенной вперед руки царапа­ли траву, пытаясь достать отброшенную при падении винтовку. Он видел перерезанный пу­лей ткане­вый ремень.

Стрельба утихла, раздался еще один, потом другой запоздавший выстрел. И нарастающий шум откуда-то сбоку. С грохотом треснули доски забора.

Все более громки делался свист турбины. На дворик, громя гусеницами корыто и неустанов­ленные сельскохозяйственные орудия, вкатился танк, main battle tank M6A1 Schwartzkopf.

ПОСЛЕДНИЙ БЕРЕГ

Дело паршивое. Только мы никого не осуждаем. Все это вызвали не супердержавы.

Нет, все это натворили маленькие, безответственные страны.

Невилл Шют "На последнем берегу"

Он толкнул тяжелую, металлическую дверь, с прямоугольником грязной фанеры вместо выби­того стекла. В лицо тут же ударила волна тепла, вонь гадкого табака, квашеной капусты и самогона. Внутри было темно, сквозь немногочисленные оставшиеся стекла пробивались всего лишь не­большие полоски света. Громадные окна, типичные для павильонов стиля раннего GS. Как у Келюса – новая, светлая, застекленная пивнушка к тысячелетию…

Сейчас все эти громадные окна, защищаемые хитроумно сваренными из армированных пру­тьев решетками, в большинстве своем были заслонены бельмом небрежно сбитых досок, истрепан­ных картонных листов и кусков оторванной толи. Уцелевшие окна изнутри были покрыты ис­париной, кухонная вентиляция представляла собой воспоминание о минувшей эпохе.

Он вошел в зал; стук ботинок на грязном полу, который не убирался, похоже, с того време­ни, как здесь прошел фронт, терялся в говоре бесед, бряцании бутылок и нескладной пьяной пес­ни. Пели по-русски, калеча слова польским акцентом.

Остановился. Несмотря на ранее время, мест не хватало.

В пьяном взгляде кого-то за ближайшим столиком блеснула подозрительность. Его дружок, ко­торого пихнули в бок, чуть не грохнулся с погнутого металлического стульчика. Несколько секунд он мутным взглядом ввинчивался в лицо прибывшего, пытаясь сконцентрировать взгляд. Наконец это, вроде как бы, удалось, потому что в набежавших кровью глазах мелькнуло нечто вроде стра­ха. Про­трезвев, он уже срывался с места, ни на чем не останавливающимся взглядом глядя куда угодно, только не туда, куда глядел раньше. Одной рукой он пытался забрать со стола на две тре­ти опорож­ненную бутылку, а второй дергал приятеля за плечо. Наверное, это ему даже удалось бы, если бы не то, что все эти вещи он пытался сделать одновременно. Бутылка упала, мутная струя самогона потек­ла по голой столешнице.

Пьяница, ничем не отличающийся одеждой от анонимной и оборванной толпы, прокатываю­щейся волнами по улицам пограничного города, пожелал вытереть стол рукавом.

Контрабандист, подумал Вагнер. Новый, этой рожи я здесь еще не видел.

Его не обманула потасканная военная русская куртка, "ялту" таскало большая часть муж­чин в этой зоне. И он мог позволить себе на… Присмотрелся к остаткам еды на тарелке с отбиты­ми краями.

Котлету из свиного фарша с капустой подавали только за доллары. Свиньи, как и всякий нахо­дящийся под угрозой уничтожения вид, наконец-то дождались надлежащего признания.

За злотые или – как их здесь называли – оккупационные боны здесь можно было приобре­сти только хлеб и кашу. Иногда – овощи. За рубли, в соответствии с одним из первых распоряже­ний, по­лучали три года. Это минимум три. Новые власти как огня боялись каких-либо параллелей с аннекси­ей или оккупацией, символом которой могла стать российская валюта. Официально до сих пор утвер­ждалось, что все это было мирной операцией. Возвращение мира после агрессивной войны, защита меньшинства перед настроенными ксенофобски поляками.

Не имело никакого значения, что в русской зоне все давным-давно уже забыли о местной администрации. В городах военные комендатуры обрастали гражданскими, которые переставали быть меньшинством в приграничной зоне. Все больше хозяйств, даже здесь, в развилке Буга и Нарев­и, переходило в литовские руки. Понятное дело, в рамках компенсации, а при случае суверен­ная, вро­де как, Литва все сильнее заполнялась русскими.

Не имело значения и то, что силезцы охотно заняли место бывших ГДР-овцев; они пользова­лись щедрой помощью федерального правительства для ландов, отставших в хозяйственном разви­тии. Все было устроено как следует, международное мнение убедили результаты плебисци­та.