Семь сувениров

Он открыл глаза, как ему показалось, буквально через пару секунд после того, как упал. В комнате все было тихо. Он поднял голову и с удивлением заметил, что книги, которые только что были разбросаны по полу, стояли ровными рядами на полках шкафа. Аккуратно сложенное одеяло и «Москва-Петушки» занимали свои привычные места на диване. Бутылка с портвейном была чистой, как будто новой, только что купленной в магазине, стояла рядом с диваном, у одной из ножек. Рядом с бутылкой лежала перевернутая чашка, из нее вытекал кофе, явно горячий, дымящийся, рядом образовалась небольшая коричневая лужа, похожая на кровь.

Николай повернул голову влево и онемел от неожиданности. Прямо рядом с ним, буквально в нескольких сантиметрах, лежал какой-то человек. Он не издавал ни звука. Николай не слышал ни дыхания, ни стонов. Тело этого человека было неподвижным, словно затвердевшим. От него явно веяло особым, ледяным холодом. Николай пригляделся и тут же, как ошпаренный, вскочил на четвереньки. Человек, лежащий рядом, был мертв.

Николай подполз поближе, стал приглядываться. Перед ним лежал Вениамин Волков. Он узнал его. Его тело было расположено именно в том месте и в той позе, в какой многие годы назад его нашел участковый и один из его друзей, забивший тревогу. Краснов много раз возвращался к той старой фотографии с места обнаружения его тела и буквально запомнил ее изображение наизусть. Николай придвинулся совсем близко, стал вглядываться в застывающее лицо писателя. Глаза были то ли карими, то ли темно-зелеными. В них отражалась какая-то бесконечная, непреодолимая грусть. Лицо все еще было розовым, но уже покрывалось сероватым налетом смерти. Губы были приоткрыты. На пол изо рта стекала тонкая темно-коричневая струйка слюны, смешанной с кофе.

Николай повернул голову и посмотрел на левую руку Волкова. Она тянулась куда-то в сторону дивана. Указательный палец словно хотел обратить его внимание на что-то скрытое в темноте. Николай стал приглядываться и тут, под самым диваном, разглядел белый лист бумаги, самый кончик. Он тут же подался вперед, просунул руку в щель, между сидением и полом, и вытащил листок.

Прислонившись спиной к сидению, Николай развернул листок. Он то и дело поглядывал на мертвое тело Волкова, как будто надеялся (или, скорее, боялся), что он возьмет, да и очнется. Но ничего подобного не происходило. Писатель лежал неподвижно, постепенно застывал, становился похожим на бронзовый памятник, какие стоят посреди площадей перед зданиями музея или мэрии – с вытянутой рукой, указывающей путь в светлое будущее.

Николай опустил глаза и посмотрел на лист бумаги. Это было письмо. В правом верхнем углу была зафиксирована дата – 1.09.1998, чуть ниже был указан город – Иркутск. С первых строчек Краснов понял, что письмо было написано Андреем Огневым. Это было то самое письмо, о котором прошлой ночью ему говорил Шахов. Последнее письмо.

«Здравствуй, Веня, – писал Огнев. – Ты ни разу не отвечал мне. Но я знаю, что ты читал мои письма и ты хранишь их. Знаю, что они дороги тебе. Даже понимаю, почему не отвечал и уверен, что ты понимаешь, что я знаю, почему… И на это письмо ты не ответишь. Все правильно. Но ты прочитаешь его от первого слова до последнего. Иначе и быть не может.

Я долго думал. Все эти годы думал. И вот к какому выводу пришел. Мы все, ты, я, все, живущие в этом мире порождаем один другого. Появившись на свет от своих родителей, мы до этого момента рождались и продолжаем рождаться и умирать множество раз.

Заповеди, которые были написаны мудрецами древности, не просто так были написаны. И то, что мы их уничтожаем, пытаемся забыть, вычеркнуть, ведет нас всех в иной, совсем другой мир. Кто-то, возможно, скажет – ведет к пропасти… Но я не согласен. Нет. Нет никакой пропасти, кроме той, что внутри самого человека, в его мыслях. Человек, если и может обрушиться, то только внутри себя и внутрь себя. А внешне все будет продолжаться так же, как и тысячи лет назад. Ничего не поменяется. И вообще, та самая ли это пропасть? Или это лишь продолжение пути?

Ницше сравнивал человека с мостиком, ведущим в сторону Сверхчеловека. Но что такое Сверхчеловек? То, что предполагал Ницше, было известно только самому Ницше. Какие выводы из этого сделал Гитлер, всем хорошо известно. Я же думаю так… Не наши ли это мысли, дела, воплотившиеся в то, что мы оставляем после себя? Не наши ли дети, произведения искусств, научные открытия и множество всего другого, что остается после нас? И кто такие Мы, кто есть каждый из нас? Мы все выстраиваем друг друга. Мы все взаимосвязаны. Каждый из нас создает личность каждого из нас. Твои книги – это ты, это твои герои, но это и я тоже, и твои родители, и Саша, и Константин, и многие другие, от кого протянуты нити к твоим книгам. Не ты ли есть мое отшельничество, мой мир вдали от всего мира? Не ты ли и те, кто тебя окружал, включая меня самого, составляли дорогу моих испытаний? Все мы – мостики друг друга. То, что остается после нас, есть наш Сверхчеловек. Я так это вижу.