Семь сувениров

Я не вернулся в Ленинград после тюрьмы только потому, что ощутил свою деперсонификацию. Я больше не был тем, кем был раньше. А почему? Потому что вас всех больше не было. Я для вас больше не существовал. Я решил остаться и попытаться хоть что-то понять. И я понял, что являюсь по крайней мере частью тебя, частью Саши, а значит – частью большого процесса, даже частью твоего творчества. Это отчасти восстанавливает то, что мне еще недавно казалось утраченным во мне навсегда.

Ведь что же мы оставим после…, если мы перестанем быть теми самыми мостиками? Если эта уникальная энергия, превращающая нас во что угодно, угаснет в нас? То, что я наблюдаю в последнее время, печалит меня. Человек становится иным. Это очевидно и это неизбежно. То, о чем писали в свое время Азимов, Брэдбери, Лем необратимо становится нашей реальностью, а лет через двадцать люди скажут, что никакой фантастики и нет, мы в ней живем. И люди станут чем-то большим (или чем-то меньшем), чем просто люди. Да, Веня… Они могут утратить способность продления и создания. Они сотворят себя неспособными к продолжению. А ведь человечеству предстоит новое сражение. Многие тысячелетия назад он сражался со зверем внутри себя и в какой-то мере победил его. И Бог помог ему в этом. Тот, старый, Бог, которого сегодня человек обвиняет в несправедливости, не понимая, что Бога невозможно измерять такими категориями. Понятия справедливость или несправедливость – не в компетенции Бога. Он создал мир Всего, Весь мир – добро и зло. Бог не имеет отношения к исполнению норм добра. Он дуалистичен. Он бесконечен. Он есть Всё в своем собственном Творении.

Теперь человеку предстоит сразиться с роботом или компьютером внутри или вне себя, чтобы остаться (или не остаться) человеком… Но разобщенный ор толпы заглушает способность человека к сосредоточению, к постижению себя как апейрона, как демиурга. Таким образом, человеку предстоит сражение с толпой внутри себя, с энтропией всеобщего хаоса, с радикальной охлократией. Человеку придется отстаивать свою личность, свою уникальность – перед множественным лицом самого себя. Ему необходима воля к разумному сопротивлению Свободе, которая постепенно мутирует и превращается в Анархию, во Вседозволенность.

Я простил тебя, Веня. Давно простил. Я понял, что ты ни в чем не виноват. И ты не писал никакого доноса. И Константин не писал. И Саша не писала. Я даже вдумываться не хочу в то, кто же его все-таки написал. Это бессмысленно. Это ни к чему не приведет уже. Сам представь. Одно зло неизбежно порождает другое. Если мы осуждаем кого-то, ему мы, возможно, не навредим, но его ребенку, внуку или правнуку можем навредить непременно. Возможно, наша ненависть сделает нас убийцей человека, который родится лет через сто после нашей смерти. Ненависть, которую мы обратим на кого-то, словно ядовитая змея будет полсти сквозь десятилетия, будет убивать своим ядом все вокруг и, в итоге, укусит, обязательно укусит. Необходимо находить в себе силы прощать. Прощать и жить дальше. Иначе жизнь в этом мире не имеет никакого смысла. Будут рождаться новые поколения пропитанные ненавистью своих предков. Будут рождаться только для того, чтобы неизбежно ненавидеть, страдать, убивать или гибнуть. Нужно не обвинять, Веня, все человечество. А прощать все человечество.

Знаешь, я часто вспоминаю, как в восьмом классе мы с тобой ездили в Сестрорецк. Дело было летом. Мы жили у моей тети, совсем недалеко от залива. И, если ты еще помнишь об этом, однажды утром, очень рано, часов в пять или шесть, мы проснулись и пошли на берег. Было еще прохладно, но солнце уже поднималось из-за линии горизонта и начинало припекать. Такое розовое-розовое… Как сейчас помню… Мы сели с тобой на какую-то корягу и молча смотрели, как солнце поднималось над водой. Оно становилось огненным, огромным, похожим на гигантское сердце. Оно пульсировало, с него стекли яркие, горячие краски и заливали пунцовым светом морскую гладь. Где-то далеко плыл маленький серебристый кораблик. Чайки, бакланы и альбатросы кружили повсюду. Мы сидели молча, смотрели то на солнце, то друг другу в глаза… Я слышал, как ты тихо дышал… Мне даже казалось, что я слышал, как пульсирует твоя кровь в жилах, как бьется сердце… Веня, это утро было самым главным в моей жизни… Запомни это. Оно снится мне почти каждую ночь. Оно помогло мне выжить в колонии… Оно поддерживало меня всю мою непростую жизнь… И поверь, именно о нем я буду вспоминать, когда придет мое время перестать быть мостиком и слиться с тем, что мы привыкли именовать Сверхчеловеком…»