Семь столпов мудрости

Я навел справки о генерале Бэрроу. Человек, только что прискакавший с севера, сообщил нам, что его обстреляли англичане, когда те развертывались, чтобы атаковать город. Чтобы предотвратить подобные происшествия, Зааги и я поскакали по Бувейбу, на гребне которого можно было разглядеть сильный пост индийских пулеметчиков. Они испытали на нас свое оружие, гордясь такими великолепно одетыми мишенями. Однако показался офицер и несколько британских солдат, с ними я и объяснился. Действительно, они были в центре окружающего движения на Дераа, и, пока мы осматривались, их аэропланы бомбили злосчастного Нури Саида, подъезжавшего к станции. Это было наказание за проигранную скачку из Шейх-Саада: но, чтобы это остановить, я поспешил туда, где генерал Бэрроу инспектировал аванпосты на машине.

Я рассказал ему, что мы провели ночь в городе, и что стрельба, которую он слышал, была стрельбой в воздух. Он был резок со мной; но я не склонен был его щадить, потому что он целые сутки промешкал на водопое у скудных колодцев Ремте, хотя карта показывала ему впереди озеро и реку в Мезерибе, на дороге, по которой бежал враг. Однако ему приказали отправляться в Дераа, туда он и собирался.

Он сказал, чтобы я ехал рядом; но его лошадям не понравился мой верблюд, и генеральский штаб жался к канаве, в то время как я спокойно ехал посреди дороги. Он сказал, что должен поставить в деревне часовых, чтобы держать население в порядке. Я мягко объяснил, что арабы поставили своего военного губернатора. У колодцев он сообщил, что его саперы должны осмотреть насосы. Я ответил, что с радостью приму их помощь. Мы разожгли топки и через час надеемся напоить его лошадей.

Он фыркнул, что мы здесь устроились как дома; на его попечении остается только станция. Я указал, что паровоз движется к Мезерибу (где наш маленький шейх не дал туркам взорвать мост Телль эль Шехаб, который был теперь во владении арабов), и попросил, чтобы его часовым дали инструкции не вмешиваться в работу нашей железной дороги.

У него не было приказов относительно статуса арабов. Эту службу сослужил нам Клейтон, считавший, что мы достойны того, чего сумеем добиться: и вот Бэрроу, который пришел, считая их завоеванным народом, хоть и был ошеломлен моим спокойным заверением, что он мой гость, не мог ничего поделать и должен был примириться с этим. Моя голова в эти минуты работала изо всех сил, чтобы ради нашей общей пользы предупредить те роковые первые шаги, которыми британцы, лишенные воображения, действуя из самых лучших побуждений, обычно лишали уступчивых местных жителей дисциплины, порождаемой ответственностью, и создавали ситуацию, исправление которой требовало нескольких лет волнений, попеременных реформ и бунтов.

Я изучил Бэрроу и был к нему готов. За несколько лет до того он опубликовал свой символ веры в Страх как главное побуждение человека к действиям на войне и в мирное время. Я же теперь считал страх низким и переоцененным мотивом, это средство не могло удерживать свое действие, хоть и возбуждающее, но ядовитое, и каждая его инъекция поглощала все больше от той системы, к которой применялась. Я не собирался вступать в союз с его педантичным убеждением, что людей стоит только запугать, и они поднимутся до небес; лучше было бы нам с Бэрроу разойтись сразу же. Мой инстинкт сразу бы это спровоцировал. Поэтому я был колючим и высокомерным.

Бэрроу сдался, попросив меня найти ему фураж и провиант. И действительно, скоро дела пошли на лад. На площади я показал ему на шелковое знамя Насира, вывешенное на балконе обугленного здания правительства, охраняемое внизу зевающими часовыми. Бэрроу вытянулся и резко отдал честь; одобрительная дрожь прошла по рядам арабских офицеров и солдат.

Вернувшись, мы постарались держать наше самоутверждение в границах политической необходимости. Всем арабам мы внушили, что эти индийские войска — наши гости, и им следует позволять, если не помогать, делать все, что они пожелают. Эта доктрина привела нас к неожиданным последствиям. Из деревни исчезли все цыплята, а три конных ординарца утащили знамя Насира, прельстившись серебряными гвоздями и острием на изящном древке. Вот так проявилось различие между английским генералом, который салютует знамени, и индийским солдатом, который его ворует: что лишний раз поощряло расовую неприязнь арабов к индийцам.

Тем временем мы везде захватывали людей и пушки. Мы считали пленных на тысячи. Некоторых мы препоручали британцам, и те их снова пересчитывали: большинство оседало в деревнях. До Азрака дошли новости о полной победе. Фейсал прибыл день спустя, колонна бронемашин сопровождала его «воксхолл». Он утвердился на станции. Я пришел к нему с докладом о нашей службе: когда рассказ был окончен, в комнате было чуть ли не землетрясение.

Глава CXVIII