Семь столпов мудрости

Снаряды падали на равнину, пока я шел по ней, грубые стебли полыни кололи мои разбитые ноги. Враг бил со слишком далекого расстояния, и снаряды обстреливали хребет настильным огнем, взрываясь позади. Один упал рядом со мной, и я увидел его калибр на горячем колпачке. Пока я шел, они начали сокращать дистанцию, и к тому времени, когда я добрался до хребта, он был весь побит шрапнелью. Очевидно, у турок каким-то образом появился обзор, и, оглядевшись, я увидел, как они взбираются по восточному берегу за провалом дороги на Керак. Скоро они должны были обойти нас с флангов на краю нашего западного хребта.

Глава LXXХVI

«Нас» оказалось человек шестьдесят, сгрудившихся за хребтом в два отряда — одни почти на дне, один у вершины. Тот, что был внизу, состоял из крестьян, пеших, разбитых, несчастных, и все же они, единственные из тех, кого я увидел этим днем, были разгорячены. Они сказали, что у них иссякли боеприпасы, и все кончено. Я уверил их, что все только начинается, и указал на мой резервный хребет, полный людьми, сказав, что все оружие там, в качестве поддержки. Я велел им спешить назад, наполнить свои патронташи и не сдаваться. Тем временем мы прикроем их отступление, продержавшись здесь, пока возможно, несколько минут.

Они, ободренные, побежали прочь, и я прошел к верхнему отряду, вспоминая, что не следует уходить с одной огневой позиции, пока не подготовлена к открытию огня другая. На командовании был молодой Метааб, который, готовясь к тяжелому труду, разделся до подштанников, его черные кудряшки были спутаны, лицо напряженное и суровое. Он хлопал в ладоши и хрипло кричал от тщетно подавляемой досады, потому что хотел сделать для нас все, на что способен, в своем первом бою на нашей стороне.

Мое присутствие в последний момент, когда турки уже пробивались, вызвало в нем досаду, и он еще больше разозлился, услышав, что я хочу всего лишь осмотреть панораму. Он расценил это как дерзость и проорал что-то о христианах, которые суются в бой без оружия. Я ответил ему пассажем из Клаузевица о том, что оборона тыла способствует достижению цели скорее самим своим существованием, нежели действиями; но он чуть не поднял меня на смех, и, возможно, был прав, потому что невысокий кремнистый берег, за которым мы укрылись, так и трещал под пулями. Турки, зная, что мы там, обратили против него двадцать пулеметов. Он был в четыре фута высотой и пятьдесят длиной, из голого ребристого кремния, от которого пули отскакивали с оглушительным звуком; в воздухе не прекращался шум и свист от рикошетов и щепок, и, казалось, оглядеться вокруг нельзя было без смертельного риска. Ясно, что мы должны были покинуть его как можно скорее, и, поскольку у меня не было лошади, я ушел первым, взяв с Метааба обещание, что он прождет здесь, если хватит духу, еще минут десять.

На бегу я согрелся. Я считал шаги, чтобы рассчитать дальность для турок, когда они выгонят нас отсюда; так как у них была всего одна позиция, причем плохо защищенная с юга. Потеряв этот хребет мотальга, мы, вероятно, выиграем бой. Конники продержались еще десять минут, и затем галопом умчались прочь, не понеся потерь. Метааб подсадил меня в стремя, чтобы поторопить, пока мы не оказались, запыхавшись, среди аджейлей. Был полдень, и мы располагали временем, чтобы в тишине поразмыслить.

Наш новый хребет был около сорока футов высотой и хорошим контуром для обороны. У нас было там восемьдесят человек, и люди все прибывали. Моя охрана была на месте, и пушка с ними. Лютфи, разрушитель паровозов, бросился туда со своими двумя людьми, а за ним ушла еще сотня аджейлей. Все это начинало походить на прогулку; и, сказав, что все отлично, мы озадачили людей своей радостью, но заставили их беспристрастно оценить положение. Автоматы были поставлены на линию горизонта, с приказом стрелять короткими внезапными очередями, чтобы понемногу беспокоить турок, но не слишком, следуя приему Массена[109], чтобы задержать развертывание врага. В остальном наступила тишина, я лег в укрытом месте, где было мало солнца и не было ветра, и блаженно проспал час, пока турки заняли старый хребет, растекаясь вокруг, как стадо гусей, и с гусиной же мудростью. Наши люди оставили их в покое, довольствуясь тем, что показались им.

В середине дня прибыл Зейд с Мастуром, Расимом и Абдуллой. Они привели наши основные силы, включая двадцать человек пехоты на мулах, тридцать конников мотальга, две сотни поселян, пять автоматов, четыре пулемета и горное орудие египетской армии, что побывало в сражениях под Мединой, Петрой и Джурфом. Все это было великолепно, и я проснулся и приветствовал их.