Читаем Семь столпов мудрости полностью

Это было подлостью, потому что, имея союзниками как арифметику, так и географию, мы должны были пощадить страдающий человеческий фактор, и делать сознательную насмешку из победы было жестоко. Мы могли победить, отказавшись от боя, перехитрив их, маневрируя нашим центром, как делали раз двадцать до и после того: но на этот раз во мне соединились дурное настроение и самоуверенность, чтобы я не довольствовался сознанием своей силы, но решил устроить ей публичную рекламу перед врагом и перед всеми остальными. Зейд, теперь убежденный, что линия обороны неудобна, охотно прислушался к голосу искусителя.

Для начала я предложил, чтобы Абдулла шел вперед с двумя орудиями Хочкиса, чтобы оценить силу и диспозицию врага. Затем мы обсудили, что сделать дальше; с толком, так как Зейд был спокойным и отважным бойцом, с темпераментом профессионального офицера. Мы увидели, как Абдулла взбирается по другому берегу. Перестрелка на время оживилась, а потом затихла вдали. Его приход подбодрил конников мотальга и жителей деревни, которые напали на турецкую кавалерию и погнали ее через первый хребет вдоль равнины в две мили шириной, и через следующий хребет, а за ним — к первой ступени великой низменности Хезы.

Позади нее располагалась основная часть турок, которые как раз снова выходили в путь после тяжелой ночи, когда они продрогли на своих местах. Они, как положено, вступили в бой, и Абдуллу сразу остановили. Мы слышали отдаленные раскаты пулеметов, нарастающие огромными взрывами, удары отрывочного артобстрела. Наши уши сообщали о происходящем так же, как это сделали бы глаза, и новости были отличные. Я хотел, чтобы Зейд сразу же вышел вперед с этими полномочиями, но в нем пробудилась осторожность, и он настаивал, чтобы мы подождали точного ответа от его авангарда, Абдуллы.

Это не было необходимо, согласно книгам, но они знали, что я не совсем солдат, и позволяли себе мешкать при исполнении моих советов, если они становились безапелляционными. Однако я воздержался и сам вышел на фронт, чтобы развенчать их решение. На пути я увидел, как моя охрана бросилась к вещам, выставленным на улицах, и нашла много интересного для себя. Я приказал им срочно собрать наших верблюдов и доставить автоматы Хочкиса на северный берег горловины.

Дорога опускалась в рощу фиговых деревьев, среди узловатых, синих, змеистых ветвей, голых даже тогда, когда вся остальная природа зеленела. Оттуда дорога поворачивала к востоку и долго вилась в долине гребня. Я сошел с нее, взбираясь прямо по скалам. Босиком взбираться было легче — невероятная уверенность на скалах была для меня в новинку; когда подошвы затвердели от упорных тренировок или слишком замерзли, чтобы чувствовать зубцы и царапины. На этом пути я согрелся и к тому же сэкономил время, что было очень ценно, и очень быстро на вершине я нашел ровное место, а затем — последний гребень, возвышающийся над плато.

Этот последний прямой берег с византийскими сооружениями на нем казался самым подходящим для резерва или последней линии обороны Тафиле. По правде говоря, у нас пока что не было резерва, и никто не имел представления, кого или что мы могли бы использовать как резерв; но если бы таковой у нас нашелся, здесь ему было самое место. В этот момент показались личные аджейли Зейда, что скромно прятались во впадине. Чтобы заставить их двинуться с места, требовались слова такой силы, от которых у них чуть косички не расплелись, но наконец я заставил их сидеть на линии горизонта резервного хребта. Их было около двадцати, и на расстоянии они прекрасно смотрелись, совсем как «пункт» приличной армии. Я дал им свою печать в качестве знака и приказал собирать там всех, кто придет, особенно моих ребят с их пушкой.

Когда я шел на север, где был бой, меня встретил Абдулла, направлявшийся к Зейду с известиями. Он израсходовал свои снаряды, потерял пять человек под огнем орудий, и одна автоматическая пушка была разрушена. По его подсчетам, у турок было две пушки. Он собирался поднять Зейда со всеми его людьми и сражаться, так что мне ничего не оставалось добавить к его посланию, и не было никакой тонкости, чтобы позволить моим счастливым повелителям расставить все точки над «i» в их собственном правильном решении.

Он дал мне время изучить поле предстоящего боя. Крошечная равнина была около двух миль шириной, ограничена низкими зелеными хребтами, и имела почти что форму треугольника с моим резервным хребтом в основании. Через него проходила дорога на Керак, углублявшаяся в долину Хезы. Турки расчищали себе путь по этой дороге. Погоня Абдуллы заняла западный, или левый, хребет, который был теперь нашей линией огня.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии