Семь столпов мудрости

У нас было немного лишних боеприпасов и несколько лишних винтовок, чтобы делать подарки; и шесть верблюдов, нагруженных легкими пакетами гремучего студня, предназначенного для рельсов, или поездов, или мостов на севере. Насир, великий эмир в своих краях, вез также хорошую палатку для приема посетителей и верблюда с грузом риса для их удовольствия; но рис мы съели сами, с огромным облегчением, когда надоевшая диета из воды и хлеба на воде, неделя за неделей, перестала нас вдохновлять. Будучи новичками в таких путешествиях, мы не знали, что сухая мука была самой легкой и именно поэтому наилучшей пищей для долгого пути. Шесть месяцев спустя ни Насир, ни я не тратили уже транспорт и силы на такую роскошь, как рис.

Мои аджейли: Мухеймер, Мерджан, Али — были дополнены Мохаммедом, послушным растрепанным крестьянским мальчиком из какой-то хауранской деревни, и Гасимом из Маана, клыкастым, желтолицым преступником, который сбежал в пустыню к племени ховейтат, убив турецкое должностное лицо в споре из-за налога на скот. Преступления против сборщиков налогов вызывали у нас своего рода симпатию, и это создало вокруг Гасима некий положительный ореол, далекий от действительности.

Мы казались себе маленьким отрядом, идущим завоевывать новую провинцию, и, всем остальным, очевидно, тоже; в это время Ламотт, представитель Бремона у Фейсала, приехал сделать нашу прощальную фотографию. Чуть позже прибыл Юсуф с добрым врачом Шефиком и братьями Несиба, чтобы пожелать нам удачи в пути. Мы присоединились к обильному ужину, продукты для которого предусмотрительный Юсуф привез с собой. Его большое сердце, наверное, не позволило ему кормить нас одним хлебом — или это было желание дать нам последний пир, прежде чем мы затеряемся среди безводной пустыни мучений.

После того, как они ушли, мы собрались и отправились незадолго до полуночи в следующий переход до оазиса Курр. Насир, наш проводник, уже знал эту местность почти как свою собственную.

Пока мы ехали сквозь лунную и звездную ночь, память уводила его к родному дому. Он рассказал мне об этом доме, выложенном камнем, над прохладными залами которого сводчатые крыши защищали от летней жары, и о садах, где росли все на свете фруктовые деревья, а по тенистым тропинкам между ними можно было легко ходить, не обращая внимания на солнце. Он рассказал мне о колодце, к которому было приспособлено колесо с подвижными ковшами, и волы поднимали их по наклонной тропе, чтобы вода из резервуара скользила в бетонные каналы по краям тропинок или работала в фонтанах на дворе, рядом с крупным резервуаром для плавания, обнесенным решеткой и выложенным сверкающим цементом, в зеленые глубины которого погружались они в полдень вместе с домашними его брата.

Насир, хотя обычно был весел, легко предавался страданиям, и этой ночью он спрашивал себя, почему он, эмир Медины, богатый и владетельный, к тому же имеющий такой дворец, бросил все, чтобы стать слабым вождем отчаянной авантюры в пустыне. В течение двух лет он был выброшен за пределы жизни, всегда сражаясь на передовой армии Фейсала, призываемый в каждом важном случае, пионер в любом начинании; а тем временем турки находились в его доме, ломали его деревья и рубили его пальмы. Даже колодец, сказал он, скрип колес которого звучал шестьсот лет, умолк; земля в саду, потрескавшаяся от жары, становилась пустошью, как те слепые холмы, мимо которых мы ехали.

После четырехчасового марша мы проспали два часа и поднялись вместе с солнцем. Вьючные верблюды, слабые от проклятой веджхской чесотки, двигались медленно, весь день щипая траву. Мы, как легкая кавалерия, прошли бы этот путь легко, но Ауда, который регулировал наши переходы, запретил это, потому что грядущие трудности потребовали бы от наших животных все силы, которые мы могли в них сохранить. Поэтому мы шли спокойной рысцой шесть часов по большой жаре. Летнее солнце среди этого белого песка за Веджхом жестоко слепило нам глаза, и голые скалы с каждой стороны тропы отбрасывали волны жара, от которого болела и кружилась голова. Поэтому к одиннадцати дня мы взбунтовались против намерения Ауды продолжать путь. Итак, мы сделали привал и лежали под деревьями до половины третьего, каждый пытался создать себе плотную, хоть и неровную, тень посредством одеяла, сложенного вдвое и нацепленного на колючки кустов, которые нависали над нами.

Мы спокойно ехали после этой передышки три часа по дну, приближаясь к берегам великой долины; и обнаружили, что прямо перед нами лежит зеленый сад Эль Курра. Белые палатки выглядывали из-за пальм. Когда мы спешились, Расим, Абдулла, Махмуд, врач, и даже старый Мавлюд, кавалерист, вышли приветствовать нас. Они рассказали нам, что шериф Шарраф, которого мы надеялись встретить в Абу Рага, на нашей следующей остановке, был в разъездах несколько дней. Это значило, что спешить некуда, и мы устроили себе выходные, оставшись в Эль Курре на две ночи.

^{Ауда абу Тайи}