– Во-во. Я-то для вас в лепешку расшибался. И по морде сносил. Думал, хоть на большую должность заступлю, уважения прибавится. Как же! Все одно холуй.
Глаза Маргелыча воткнулись в таинственный столик в углу. Опамятов, он посерел.
– Заберите меня, Иван Андреевич, – слабо попросил он. – Я ведь всё подписал. И где вам надо, подтвержу. Только не оставляйте здесь, пожалуйста!
Иван сделал брезгливый жест кистью. Маргелова увели.
– Надо бы показания на видео записать, – предложил Антон. – Для суда.
Услышав про суд, Феликс перевел недоуменный взгляд на Листопада.
– Антон, ты подожди в коридоре, – заторможено попросил Иван. Он всё не мог отойти от услышанного.
Бандит и бизнесмен остались вдвоем.
– А ты, гляжу, и впрямь думал, что тебя за деньги любить должны, – посочувствовал Феликс. – Человек подл. Кому обязан, того и ненавидит. Говори, чего делать?
– На видео записать действительно надо.
– Дальше. В сущности мы его выпотрошили.
Раздраженный взгляд Ивана уткнулся в желтые зрачки страшного помощника:
– Прилип, как банный лист, – шо делать, шо делать. А шо в войну с перебежчиками делали?!
– Как скажете, Ваше благородие, – Феликс с насмешливой покорностью поклонился.
В машине на заднем сидении Иван забился в угол.
Антон, потрясенный не менее, не досаждал ему. «Мерседес», сопровождаемый джипом охраны, отгонял с крайней полосы одну легковушку за другой. Поспешно уступили дорогу «шестой» «Жигуль», старенький «Фольксваген», «девятка», неохотно подал вправо опель. Неуступчивый массивный форд «Скорпио» и вовсе пришлось поджать, – Москва начала стремительно наполняться подержанными иномарками.
У светофоров процветал невиданный прежде бизнес. На остановившиеся машины, будто флибустьеры на торговые суда, налетали подростки. Не давая водителям опомниться, с ходу обрызгивали лобовые стекла пеной и принимались энергично размазывать грязь. Водители вздыхали, чертыхались, но чаще платили. Что делать? Каждый приспосабливается к рыночной экономике как может, – всё лучше, чем попрошайничать. (За этим, кстати, тоже не заржавело, – через год-два расцвел нищенский бизнес. И те же перекрестки оккупировали инвалиды – афганцы и малолетние попрошайки).
– Вот так-то. А ты говоришь – Осинцев, – простонал вдруг Листопад.
«Посеявший ветер, пожнет бурю», – хотелось съязвить Антону, но, поглядев на нахохлившегося вороном приятеля, лишь спросил:
– Что думаешь делать?
– Встречусь с Балахниным. С такой-то компрой заставлю отступиться. А дальше…Тайка с Андрюшкой в Испании отдыхают. Там и останутся. А то мало ли что?
– Мне вчера дозвонился Тарабан, – припомнил Антон. – На мясокомбинате какие-то люди с доверенностью от тебя появились. Ходят, осматривают цеха, склады. Тарабан говорит, ведут себя хозяевами. Ты что, Иван, в самом деле решил распродавать?
Не ответив, Листопад раздраженно отвернулся к окну.
Стремясь предотвратить новое покушение, Листопад немедленно довел до сведения службы безопасности «Конверсии», что пойманы киллер и наводчик, готовые дать публичные признательные показания.
Узнав об этом, Балахнин выразил сожаление, что два старых друга столь далеко зашли в пустяковых в сущности разногласиях. Примирительную встречу назначили на двадцать третье сентября.
Президентская «стрелка»
Увы! Другие, куда более крутые «разборки» разрушили листопадовские надежды.
Президент забил «стрелку» парламенту.
Двадцать первого сентября был оглашен ельцинский указ – Верховный Совет распустить. На декабрь назначить референдум по проекту Конституции и выборы в новый, двухпалатный парламент.
На беспредел кремлевской братвы парламент ответил встречной предъявой – Ельцина от должности отстранить. Обязанности президента возложить на вице-президента Руцкого. Заседание Верховного Совета не прерывать.
В тот же день Листопад подписал приказ о возложении обязанностей президента «Илиса» на Антона Негрустуева и, словно доброволец при объявлении войны, отправился в Верховный Совет. Попытки Антона, Анжелы, дядьки, Петра Ивановича, уговорить его не вмешиваться в чужую драчку Иван отмел:
– Драка моя. Попробуешь отсидеться в сторонке – никто не простит. А так, победим – всех прогну. Проиграем – тот же Балахнин сожрет с потрохами.
Вскоре здание на Краснопресненской набережной блокировали, и связь с Листопадом прервалась.
Беда, как известно, не приходит одна.
Антон, вернувшись вечером домой, вместо Лидии обнаружил записку: «Сняла квартиру для себя и Гули. За вещами заеду через два-три дня.»
О прямом разрыве сказано не было, но меж слов всё легко угадывалось.
Собственно совсем неожиданным для Антона решение Лидии не стало. Что-то подобное назревало. Поначалу, когда Лидия переехала к нему, оба бездумно наслаждались обществом друг друга. Она порхала по квартире, с удовольствием обустраивая новое гнёздышко. После ужина садилась за пианино и играла для него. Жизнь Антона наполнилась нежностью и негой.
Но потихоньку в Лидии всё более стала проступать неудовлетворенность двойственным положением, в каком она оказалась.