В тесной современной семье из трех человек не придавали значения двоюродным и троюродным. Праздники ограничивались скромным ужином и просмотром комедии за столом с закусками, а помогать друг другу они перестали, как только Вик рассказал обо всем.
– Ебать я хотел твои принципы.
Жестко, максималистично, безаппеляционно.
Синдром подростка, очнувшийся в двадцать лет.
Виктор Степанович тогда дал серьезного маху, позволив себе банку пива в компании отца, а Вик был наготове. Ждал на задворках сознания, и в нужный момент выпрыгнул, как черт из табакерки.
Отец обернулся на Виктора Степановича, улыбнулся странной неподвижной улыбкой, смял в кулаке недопитую банку и ответил:
– Катись.
Но Виктор Степанович не покатился. Наоборот, раскаяние и стыд заполнили его целиком. Можно было бы позвонить матери и попросить прощения, а та, уж наверняка, нашла бы способ вернуть все на круги своя. У мамы всегда хорошо получалось менять настроение других людей. Виктор Степанович мог слету назвать десяток безвыходных, казалось бы, ситуаций, где мама ухитрялась выйти сухой из воды и заставить сына делать все в точности, как ей было нужно.
И поэтому Виктор Степанович не стал звонить. Знал, что будет ползать на метафизических коленях и вымаливать прощение. Знал и не хотел.
Ждал, пока что-то произойдет. Ждал даже когда родители разошлись. Из-за чего? Из-за него, наверняка.
Мысль о том, что узнать это уже не получится, пожирала сильнее стыда. Сильнее горя от потери.
Автокатастрофа – не такой уж «случай» в столице. Скорее единичка в статистике гаишников.
Рука Виктора Степановича зависла над бумагой, сжимая ручку.
Поставить подпись.
Черту под собственной семьей.
Он начал неторопливо выводить закорючки своего сложного автографа, а про себя давал обещание: «Больше никаких мальчиков. Никакого ненадлежащего поведения. Ничего противоестественного. Найти жену, завести семью, привести в дом хорошего человека».
Мысли ударялись о черепную коробку электрическими разрядами. Виктор Степанович судорожно прятал за этими разрядами Вика и надеялся, что тот никогда больше не высунет голову. Ни теперь, ни после – никогда.
Ведь, в конечном счете, родители верили в него до самого конца. До самой смерти.
Или, быть может, они просто так и не смогли договориться о завещании?
Виктор Степанович загнал последнюю мысль как можно глубже, потому что она не принадлежала ему. Она принадлежала Вику, а его выпускать на волю больше было нельзя.
ИСТОРИЯ 3
Ему нравилось, что супругу родители назвали Любовью, в этом было что-то романтичное, на грани абсурда. В детстве Виктору приходили мысли о том, что когда-нибудь однажды ему придется сделать некий выбор, а потом с ним по соседству будет жить некая женщина, и, якобы, все у них будет хорошо, тепло, уютно и по-рекламе.
Потом Виктор узнал, что «по-рекламе» не бывает ни у кого вообще. Совсем ни у кого, даже если закончил школу на отлично. Поэтому он ходил потерянный по улицам ровно до тех пор пока не наткнулся на Любовь. Буквально, в прямом смысле. Её звали Люба, у неё были длинные волосы до пояса, которые она убирала в косу, и этого оказалось достаточно, чтобы принести клятву про «в горе и в радости».
С утра Любовь готовила гренки и кофе. В турке, такой, какой нравился Виктору Степановичу. Она обязательно обнимала его перед тем как отправить на подвиги, целовала в щеку и говорила, что любит.
Сначала это «любит» казалось чем-то за гранью фантастики, но уже спустя год Виктор ловил себя на мысли, что ожидает фразы, как маяка, что все в порядке. Если Любовь на что-то обижалась или ждала чего-то, условного сигнала не поступало. Виктор понимал, что где-то на личном фронте бури, заходил в ювелирный и приобретал презент.
К счастью, сегодня «про любовь» прозвучало с нужным чувством, в нужной интонации и без задержек – хороший знак.
Он уселся в авто и вырулил с парковки на шоссе. У них с Любовью был хороший дом. Такой, за который другие могут убить. Из дома можно было выехать на шоссе и направиться сразу на работу, без развилок, разъездов, тысячи перекрестков и десятка станций метро. Виктору повезло, он мог буквально за полчаса оказаться на работе или дома, по своему желанию. Первый год он радовался, что не приходится тратить много времени до Любви. А потом понял, что до Любви ему, вероятно, придется потратить всю жизнь, и перестал обращать на это внимание.
В конце пути ждал офис: картонная коробка серого цвета, где установили лифт и разместили кабинет Виктора Степановича. Во всяком случае, так можно было решить со стороны. На самом же деле, работал Виктор Степанович в самой настоящей фирме, где ему платили зарплату и выдавали ежеквартальные премии. И в первый год он радовался, что может подарить своей Любви что-то красивое, а потом стал бояться, если ежеквартальных премий не хватало на нужный бренд.