Сапфировый альбатрос

А потом он сделался любимцем круизных бездельников: они наперебой восхищались размахом его крыльев, когда он изо дня в день, что есть силы взмахивая этими самыми крыльями, тщетно разбегался по слишком короткой для этого палубе и вновь и вновь ударялся клювом в фальшборт, рискуя сломать себе шею. Зеваки сладостно сочувствовали его нескончаемым неудачам и старались утешить ушибленного свежей лососинкой и рюмочкой коньяка «Мартель». Вначале король воздушного океана гадливо отворачивался, но понемногу и он пристрастился к хорошей кухне и благородным напиткам, к мягкой постели в отведенной ему каюте второго класса, и попытки взлететь становились все реже и реже.

Но вот однажды из океанских вод поднялась исполинская стальная акула и выпустила из своего чрева трех стремительных двухметровых мальков, оставляющих за собой вскипающий пенный след. Круизный пароход тайком от пассажиров перевозил боеприпасы, и одна из торпед угодила в отсек с авиационными бомбами. Всех, кто был на палубе, страшный взрыв подбросил высоко в воздух, пассажиры, или что от них осталось, все до единого ссыпались в воду и утонули, а королевский альбатрос, оказавшийся в родной стихии, наконец-то развернул свои могучие крылья и без оглядки полетел прочь, чтобы никогда больше не прельщаться чужими объедками.

Он устремился к погружающемуся в океан рубиновому солнцу, и на этот раз солнце не уходило от него в глубину, но с каждым взмахом крыльев становилось все ярче и ослепительнее, он уже ощущал его жар, но не сворачивал в сторону, пока со всего разлету не ударился о его раскаленную поверхность и, оглушенный, не рухнул на землю.

Он оказался на территории новаторской птицефермы, где занимались производством куриного мяса и яиц по рецепту утонувшего в бороде мыслителя (его портрет висел над входом в бесконечный курятник), которому пригрезилось, что куры станут плодиться вдвое быстрее, если над бараком будут денно и нощно пылать прожектора кровавого цвета. Так что, когда альбатрос пришел в чувство, опорные перья из его крыльев были выщипаны, а сам он был помещен в огромный общий барак с курами, где обрел еще нескольких товарищей и товарок по несчастью, тоже имевших неосторожность устремиться к тюремному прожектору, приняв его за солнце.

Альбатросов хозяева фермы относительно берегли, поскольку в Европе возникла мода на блюда из альбатросины, приготовленные особым способом с изысканными специями, но дисциплина оставалась общей для всех — незаменимых для владельцев птицефермы не существовало: в конечном счете все ценились на вес. Альбатрос ты или петух — будь любезен вовремя явиться на утреннюю и вечернюю поверку, иначе кухонный секач и холодильник. А проталкивайся к общей кормушке уже сам. Если же ты для этого слишком слаб или горд, будь готов отправиться в холодильник в дни ближайшей селекции, ибо ценился не только вес, но и привес. В холодильник рано или поздно попадали все, но спешить туда никому не хотелось: умри ты сегодня, а я завтра, — эту истину усвоили все от нововылупившегося цыпленка до престарелого альбатроса. Поэтому в дни селекции все население курятника приходилось вытаскивать за хвосты из всех укромных щелей, выдирая при этом остатки разноцветных перьев, которыми поначалу гордился кое-кто из особо тщеславных петухов. Но очень скоро все были счастливы избавиться от всего разноцветного, ибо привлечь к себе внимание в большинстве случаев означало попасть под секач.

Ощипанный и отощавший альбатрос был одним из первых кандидатов в холодильник, поскольку он не умел размножаться в неволе: ему требовались длительные ухаживания, совместные полеты за уходящим солнцем, вычурные брачные танцы с фехтованием клювами и зеркальными, друг против друга, замираниями с воздетыми крыльями — в курятнике для этого не оставалось ни желания, ни возможностей. Низвергнутого короля воздуха спас ветеринар, научившийся выдавливать из него семя и впрыскивать таким же облезлым самкам: экстерьеры производителей не имели значения — цыплята у облезлых рождались все равно аппетитные.

Если, конечно, уметь их готовить.

И все-таки жизнь под кровавым искусственным солнцем неуклонно замирала: несознательные куры и утрачивали питательные свойства, и неслись все хуже и хуже; то же самое происходило и с альбатросами, да они бы все равно не могли исправить ситуацию — ценить их вкус могли немногие, а возни с ними было намного больше, чем с курами.

Новаторам приходилось закрывать лавочку. Оборудование и остатки еще хоть сколько-нибудь упитанного населения Клетки они выставили на аукцион, а доходяг вроде старого облезлого альбатроса отпустили на все четыре стороны.

Однако далеко он отойти не сумел — отошел под изоржавевшим и издырявленным сетчатым забором.