Читаем Сапфировый альбатрос полностью

Хотя от самого приятного бытового разложения он, похоже, не отказался. Первый советский джазист и куплетист Лазарь Вайсбейн весной двадцать второго жаловался жене, во что Русский Дэнди еврейского происхождения со своей компашкой превратил его квартиру: «Они буквально перевернули все вверх дном. Порвали книги. Разлили чернила на скатерть, и, наконец, не стало пижамы, которую подарила Соня (шелковая)».

Шелковая — что за мещанство!

Примерно тогда же Русского Дэнди с избранными ленинградскими литераторами пригласили в Кремль в салон сестры Троцкого Каменевой. Присутствовали очень большие большевистские шишки. И кто-то поддразнил недавнего комиссара: ты вот, говорят, смелый, а не прочтешь ведь здесь свои стихи о Совнаркоме? А он взял и прочел:

Дождусь ли я счастливейшего года,Когда падет жидовский сей Содом.Увижу ль я в Бутырках наркомпродаИ на фонариках российский Совнарком?

Но почему-то выслали его в Архангельск только в тридцатом. Снова ненадолго. Через год еще раз арестовали, но отсидел он опять-таки всего два-три месяца. А после на Невском у книжного, где на витрине был выставлен бюст Сталина, вдруг схватился за голову: «И этот идиот с узким лбом правит всей Россией!»

Не исключено, что именно «органы» и распустили слух о том, что он провокатор, — как-то первый Мишель даже не подал ему руки. Но потом все утряслось, и Мишель с Русским Дэнди по-прежнему называли друг друга Теодор и Андреус. Дэнди восхищался, что Мишель доступен любому дураку, хотя дураков он вообще-то не жаловал, про одного из них сказал, что глупее его уже только неодушевленные предметы.

Еще он обожал третьего одессита за виртуозные метафоры, что не помешало ему однажды написать Мишелю, что король метафор ничего не пишет вовсе не из протеста, а просто оттого, что в мире ему ничего не интересно, кроме литературной болтовни под золотые столбы коньяка или даже простую водочку. Лучшую свою книгу он построил на старом как мир интеллигентском самооплевывании, показал превосходство несуществующих новых людей над старыми и сказать ему больше нечего.

Дэнди и сам был мастер фразочек, но проблистал как переводчик моднейших европейцев и американцев (тремя главными языками свободно владел от рождения), заливал о своих ратных подвигах Дос Пассосу, а Андрюшке Жиду что-то наплел о «Льюбянке». При этом зачитывал знакомых чечетками ладожского частушечника, мечтавшего переименовать Пикадилли в улицу Красных Зорь: «Наддали мы жару, эх! на холоду, как резали буржуев в семнадцатом году».

Когда Русского Дэнди уводили, он сказал жене: «Неплохой подарочек получат от меня завтра утром братья Васильевы…» — в их фильме «Волочаевские дни» он изображал враждебного иностранца, по типажу как раз подходил — красавец, щеголь, за версту видать, «не наш»… Он и сам считал, что все, кто пишет изысканно, враги советской власти: если воспитать у людей хороший вкус, она падет из-за своей невыносимой вульгарности.

Потом рассказывали, что за пачку папирос он подписывал любые показания. Правда это или нет, Феликс не настаивал. Если человека расстреляли, к нему можно и снизойти, Феликс ненавидел только уцелевших. Даже проживание в Курятнике он простил Русскому Дэнди за удачную остроту. Когда у стройки надстройки случилась затяжная пауза из-за отсутствия гвоздей, Дэнди сказал начальнику-еврею: «А когда вы нашего Христа распинали, у вас гвозди нашлись?» Может, он и в допросы пытался внести какую-то пылинку перчика.

Феликсу глянулся еще и Кроткий Немец: реальное училище при лютеранской церкви, Блок, живопись, стишки, патриотизм, школа прапорщиков, два ранения, Георгий. После Октября арест, побег к белым, снова ранение, Константинополь, Босфор, охота на черепах, искусство набрасывать на колышки проволочные кольца — верный кусок халвы на Гранд-базаре. Затем Германия, картинки для рекламного бюро, возвращение в Россию — «идти в ногу с историей». Первая проза, похвалы красного графа, сманившего его поменять вехи. Высылка, хлопоты литературных покровителей, помилование, новый арест, избиения, гнойный плеврит, от которого Кроткий Немец и скончался в тюремной больничке, предварительно подписав все, что требовалось.

В первом письме из тюрьмы он просил жену склеить вставную челюсть, сломанную следовательским пресс-папье (зубы были выбиты осколком на германском фронте), а в последнем уже ни о чем не просил:

«Дорогие мои! Одновременно с цингой у меня с марта болели бока. Докатилось до серьезного плеврита. Сейчас у меня температура 39, но было еще хуже. Здесь, в больнице, неплохо. Ничего не передавайте, мне ничего не нужно. Досадно отодвинулся суд. Милые, простите за все, иногда так хочется умереть в этом горячем к вам чувстве. Говорят, надо еще жить. (Дожить до расстрела, реплика Феликса.) Будьте счастливы. Живите друг ради друга. Я для вашего счастья дать уже ничего не могу. Я ни о чем не жалею, если бы жизнь могла повториться, я поступил бы так же».

Перейти на страницу:

Все книги серии Самое время!

Тельняшка математика
Тельняшка математика

Игорь Дуэль – известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы – выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» – талантливый ученый Юрий Булавин – стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки. Судьба заносит Булавина матросом на небольшое речное судно, и он снова сталкивается с цинизмом и ложью. Об испытаниях, выпавших на долю Юрия, о его поражениях и победах в работе и в любви рассказывает роман.

Игорь Ильич Дуэль

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Там, где престол сатаны. Том 1
Там, где престол сатаны. Том 1

Действие романа «Там, где престол сатаны» охватывает почти весь минувший век. В центре – семья священнослужителей из провинциального среднерусского городка Сотников: Иоанн Боголюбов, три его сына – Александр, Петр и Николай, их жены, дети, внуки. Революция раскалывает семью. Внук принявшего мученическую кончину о. Петра Боголюбова, доктор московской «Скорой помощи» Сергей Павлович Боголюбов пытается обрести веру и понять смысл собственной жизни. Вместе с тем он стремится узнать, как жил и как погиб его дед, священник Петр Боголюбов – один из хранителей будто бы существующего Завещания Патриарха Тихона. Внук, постепенно втягиваясь в поиски Завещания, понимает, какую громадную взрывную силу таит в себе этот документ.Журнальные публикации романа отмечены литературной премией «Венец» 2008 года.

Александр Иосифович Нежный

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги