Сапфировый альбатрос

«Выглядел Михаил хорошо — был даже красивый. Но очень странный — часто отвечал невпопад».

«Ольга очень угодила ему пирожками — такой довольный, радостный, он говорил: „Я два пирожка съел!“»

«И все было так хорошо, и мы ни разу не поссорились, я чувствовала — у него наконец появилось полное доверие ко мне. И мне было радостно, и я говорила Ольге:

— Вот для Михаила мне интересно и приятно все делать — заботиться о нем, двадцать раз бегать вверх и вниз по лестнице мне ничуть не трудно, не утомительно…»

«Известие о пенсии радостно взволновало его. Говорил со мной много на эту тему. Говорил, как хорошо, что дали наконец пенсию, что можно будет спокойно жить, не боясь за завтрашний день».

«Стал говорить о том, как взволновала его эта приписка, что, очевидно, его заработок (получение в мае денег за госиздатовскую книжку) будет учитываться и он будет лишен на какое-то время пенсии».

«Проговорил со мной на эту тему до 3-х или 4-х часов ночи».

«Что, ты не знаешь моего характера? Разве я смогу быть спокоен, пока не выясню все?»

«За обедом покушал рыбки — жареных судачков, две даже, по моему совету, взял с собой. Остальное отдал своему Валичке».

«Обиделся на меня из-за упущенного такси: „Вот ты всегда споришь, а мне трудно будет выходить с вокзала, я не знаю, как там теперь выходят, через метро мне это сложно“».

«Сбегаю вниз… Он идет по дорожке. Медленно. Как приговоренный к смерти. Свесив голову на грудь, худой, высокий от худобы, летнее пальто — как на вешалке… Боже мой! Бросаюсь к нему. Веду наверх».

«Он поднялся с трудом по лестнице, остановился у столика — так трудно было ему двигаться. И вдруг сказал: „Я умираю. У меня было кровохарканье“. Я начала успокаивать его: „Что ты, Мишенька, ну, может быть, лопнул какой-нибудь сосудик или кровоточила десна, а ты, как всегда, испугался. Успокойся. Не надо волноваться“».

«Я предложила поставить горшочек ему в комнату. Отказался. Тогда я сказала, что поставлю его на чердачок. Успокоился».

«Говорила, что этой пенсии нам вполне хватит на двоих. Он сказал: „А Валичке?“

На это я, улыбнувшись, заметила: „Ну, для своего Валички ты раз в месяц что-нибудь напишешь“.

Согласился. Потом сказал: „Теперь я за тебя спокоен. Умру — ты будешь получать половину моей пенсии“.

Я, конечно, возмутилась — зачем говорить о смерти? Не нужно мне его пенсии!»