Сапфировый альбатрос

Об одной вредной повести… В дни Великой Отечественной… Рассказал, как медленно резали солдаты свинью, как посещал проституток и не нашел ни одного гневного слова против немцев, ни одного теплого слова о русском офицере… Декларирует о науке и о прогрессе сознания, а на самом деле показывает свое обывательское… Оказался современником величайших событий, а что потрясло его мещанское воображение? 63 грязных происшествия, 63 пошлых истории… Женщины изображены лишенными морали и чести, они только и мечтают о том, как бы обмануть мужа, а потом и любовников… Море пошлости и грязи… Не встретил в жизни ни одного порядочного человека, весь мир кажется ему пошлым… Грязный плевок в лицо нашему читателю… Хамски-пренебрежительное отношение к людям, клевета на наш народ… Сдобрена невежественными лженаучными… Бродит по человеческим помойкам, выискивая что похуже… Зная о борьбе ленинградцев за свой город, о самоотверженном труде советских женщин… ухитрился писать только о невежестве и пошлости… И есть тот самый владеющий пером обыватель… В дни борьбы… Психологическим ковыряньем… Рабочим и крестьянам никогда и не были свойственны подобные недуги… Нужна лишь врагам…

И все это на крайне руководящих страницах.

Распоясавшемуся журнальчику тоже строго указали: «Считать грубой… печатание вредной…»

Мишель попробовал поскрестись к самому главному дерзостному властелину: «Дорогой Иосиф Виссарионович! Только крайние обстоятельства… Беру на себя смелость… ознакомиться с моей работой… либо дать распоряжение… Более обстоятельно… С благодарностью учту… Сердечно пожелаю…»

До этого Мишель сталкивался со Сталиным тоже по огорчительному поводу. «На похоронах бедного Горького видел Сталина совсем рядом. Шагах в трех. Он прошел (нес урну) так величественно, что я удивился — какая в нем мощь и твердость».

Мощь и твердость — далеко было Мишелю до нутряных любвей от сохи и от станка.