Самвэл

Княгиня разгневалась еще больше.

Евнух счел, что уже достиг своей цели, но продолжал наушничать дальше.

— Самвел велел, чтобы Мушега тоже пригласили на обед.

— И Мушег согласился?

— Согласился. Он с Самвелом вот как...

И старый доносчик сложил вместе указательные пальцы обоих рук, что означало «водой не разольешь».

Семьи трех братьев Мамиконянов — Вардана, Васака и Вачагана — жили в одном замке и внешне были очень дружны. Однако под мнимым согласием таилась непримиримая вражда. Эта ненависть имела свои трагические причины: Ва-сак убил своего родного брата Вардана, а Ваган, отец Самвела, предав братоубийцу Васака в руки персидского царя Ша-пуха, тоже погубил родного брата. В этом роду была кровная вражда — вражда неутолимой фамильной мести... Однако, как это принято среди высшей знати, взаимную вражду скрывали за утонченной вежливостью и предупредительностью.

Княгиню 1ачатуи не так разозлило то, что ее сын пригласил на обед Мушега, сына своего дяди Васака, как известие, что Саак Партев решил первым делом приложиться к руке княгини Заруи, вдовствующей княгини Мамикоиян, вдовы Вардана Мамиконяна. Саак, как мы уже знаем из предыдущей главы, был сыном дочери Вардана, то есть внуком княгини Заруи, и поэтому всякий раз, стоило ему попасть в замок своих родичей, первым долгом навещал княгиню Заруи и выражал ей свое соболезнование и почтение. Это выводило из себя мать Самвела. «Стоит этому спесивому Партеву появиться в нашем замке, и он всегда найдет, чем оскорбить меня», — думала она, и ее полные губы дрожали от негодования.

— Что узнал об Ормиздухт? — обратилась она к главному евнуху.

— Она нездорова.

— Значит, на обед не придет?

— Была бы здорова, все равно бы не пришла... — сказал главный евнух, и его морщинистое лицо сморщилось еще больше, изобразив шельмовское подобие улыбки.

При известии, что Ормиздухт на обеде не будет, лицо княгини выразило самое непритворное удовлетворение. Приветливая и обаятельная красавица, конечно, затмила бы ее в глазах молодых гостей. Беспредельная зависть к юной сопернице гнездилась в сердце тщеславной княгини Мамиконян, урожденной Арцруни, хотя она была уже немолодая, увядающая женщина.

Пока главный евнух говорил с княгиней, двери зала время от времени незаметно приоткрывались, и в узенькой щелочке мелькали блестящие глаза: кто-то подслушивал.

Сведения, которые принес евнух, не только порадовали княгиню, но и весьма огорчили. Сердце ее билось неровно, мысли путались и клубились в растревоженной голове. Неожиданный приезд незваных гостей свалился как снег на голову и не оставлял времени разобраться в этой путанице мыслей, прийти к чему-то одному. И теперь княгиня бросалась из одной крайности в другую.

Она снова обратилась к главному евнуху:

— Ты точно знаешь, что Мушег придет на обед?

Лицо евнуха снова растянулось в гаденькой усмешке, беспокойные зрачки расширились.

— Твой покорный слуга никогда не говорит того, в чем не уверен, — ответил он и с некоторой фамильярностью поправил одну из шелковых подушек, которая чуть-чуть сдвинулась с раз и навсегда отведенного ей места.

Дверь снова еле заметно шелохнулась, и в узкой щелочке снова мелькнули блестящие глаза. Видно было, что эти пытливые глаза затрудняются определить, кто же собеседник княгини, потому что тахта, на которой она сидела, была в противоположном конце зала, столь обширного, что из всего разговора до дверей доносились лишь неясные, еле слышные звуки.

Княгиня, все также погруженная в свои думы, встала и направилась в соседнюю комнату.

— Следуй за мною, Багос, — велела она евнуху. Красивая небольшая комната, в которую они вошли, была рядом с опочивальней княгини. Одна дверь соединяла их между собой, другая выходила в небольшой вечнозеленый дворик за женской половиной.

Дверь комнатки заперли изнутри. Зал опустел.

Сейчас же стало ясно, кто так томился у дверей. В зал скользнула Нвард. Она казалась воплощением осторожности. Неслышными шагами юная служанка прокралась по мягким копрам, подошла к цветам у окна, понюхала букет, подошла к металлическому зеркалу, взглянула на свое покрытое бледностью лицо, и наконец, неслышно подкралась к двери, за которою скрылись княгиня и главный евнух. Оттуда доносилось неясное бормотание. Озадаченная девушка приложила ухо к замочной скважине и старалась даже не дышать, чтобы не проронить ни звука, но до ее слуха все равно доносилось только невнятное шушуканье, в котором нельзя было разобрать ни единого слова. Ее душила досада. Неясное, но зловещее предчувствие подсказывало, что здесь плетутся какие-то козни, и это ужасало ее.