Самир 2. Изо льда в пламя

Я даже подумала, что мне это чудится или снится, открыла глаза и встретилась с ним взглядом. Сабуров нависал сверху, держа в своих руках моё лицо, рядом с ним стояла Инна со стаканом, а я на диване…

— Что со мной?

Он сделал знак Инне, и та поспешила удалиться, а сам сел прямо на пол рядом с диваном. Провёл рукой по своему лицу.

— Как я мог поверить в то, что ты продала сына? Как? Я не знаю. Честно. Не понимаю, как мог наделать столько ошибок.

Где-то под ложечкой опять заныло, закровоточило сердце. Губы затряслись в немом плаче, и я громко всхлипнула.

— Ты не соврал? Он, правда, живой? Мой малыш, он живой, да?

— Да, — устало вздохнул и, схватившись за голову, склонил её.

— И ты знал? Знал об этом всё время? — Он молчит, но ответ уже и не требуется. Знал. Знал и молчал! — Какой же ты подонок! — вскакиваю, хватаясь за журнальный столик, дёргаю его за край, и он с грохотом опрокидывается. Что-то разбивается, под ногами хрустят осколки, а я, сжав кулаки и челюсти, направляюсь к двери. Уже у неё меня перехватывает Самир, крепко обвивая рукой талию и оттаскивая назад.

— Угомонись! Куда собралась?

— К сыну! К моему ребёнку я собралась! Пойду и задушу твою гадину-сестру! Удавлю эту суку своими руками! Отпусти! — рвусь из его рук, но они только сильнее смыкаются на животе, удерживая стальным обручем.

— Я знал, Настя! Да, знал! Но у меня была информация, что ты сама продала нашего сына!

— Ты! Ты подонок! Ты же мог сказать мне после того, как узнал, что я невиновна! Я же считала, что его больше нет! — разворачиваюсь в его руках и с силой прикладываюсь ладонью к его лицу. Оглушающий звук пощёчины приводит в чувство, только не его, а меня. Сабуров перехватывает моё запястье, больно сжимает его.

— Не мог! Я не знал, что с ним и где он! Хотел сначала найти его, чтобы не давать тебе ложных надежд! Поняла?! — орёт на меня, толкая к дивану. — А теперь сядь! Ты не найдёшь Алиму, раз уж я не смог за неделю!

— Но… Мой сыночек… Он же у этой психопатки! А вдруг она мучает его? А вдруг она что-нибудь с ним… — стону от боли в грудной клетке и, прижавшись к Сабурову, утыкаюсь в его грудь. Крепко держусь за лацканы пиджака и тихо вою. — Мой малыш…

— Она ничего с ним не сделает. Ты же говоришь, сама её слышала. Ей был нужен мой сын, — тяжелая рука ложится на мой затылок, поглаживает. Но, несмотря на его показное спокойствие, я чувствую, как рука дрожит.

— Верни мне моего малыша, Самир. Верни! — бью кулаками по его груди, а Сабуров отрывает меня от пола и несёт к дивану.

— Верну. Клянусь, что верну. Все, кто причинил тебе боль, поплатятся. Как я. Клянусь.

Я опустила взгляд вниз, на разбитую вазу и рассыпавшиеся по ковру цветы.

— Эти цветы не живут в нашем климате больше двух месяцев. Их посадили специально к твоему приезду. Надеюсь, нравятся? — он остановился, приобнял меня за талию.

Для меня? Серьёзно? Даже растерялась немного.

— Да… Красивые. Но что будет через два месяца? Они завянут?

— Увы, — беззаботно пожал плечами и, наконец, отпустив меня, сунул руки в карманы своих светлых брюк. В сочетании с его смуглой кожей белая одежда контрастировала как-то по-особенному. — Но, если ты захочешь, их посадят снова.

***

— Карам? Привет… А ты чего пришёл? Ой, то есть… Ну, ты проходи, — посторонилась, пропуская его внутрь, а вышедшая из кухни мама наградила меня многозначительным взглядом.

— Я принёс подгузники и продукты, — показал мне огромные пакеты.

— Да вы проходите, не стесняйтесь, — мамочка тут же взяла в оборот потенциального зятя. И хоть все мужчины, кто хоть один раз, хоть мельком взглянул на меня, были её потенциальными зятьями, этот ей нравился больше всех. В прошлый раз, когда он приходил по поручению Самира, мама решила, что именно этот человек мне подходит, и теперь убедить её в обратном практически невозможно. Такая вот моя мама. Любящая, заботливая, всё ещё верящая в чудеса и принцев. Хотя с её и моей историей — это довольно странно.

Карам бросил на меня косой взгляд, расстегнул куртку.

— Я вообще-то ненадолго. Мне нужно ехать.

Однако моя мама была непреклонна и всё же затащила его на кухню. Очень странная женщина, честно. Неужели она подумала, что между нами с Карамом может что-то быть? Смешно… И немного дико. Хорошо, не немного…

— Присаживайтесь, Карам. Вот у нас и пирожки уже подоспели. Света пекла, — а вот это наглая ложь.

— Пирожки пекла мама, — шепнула ему негромко, пока «тёщенька» доставала противень из духовки.