Самир 2. Изо льда в пламя

А вот тётя всегда улыбалась и красиво одевалась. Я видела такие замечательные вещи только в кино. В шкафу у мамы они тоже были, но она предпочитала надевать что-нибудь серое и мешковатое.

Тётя брала меня в кино на мультики, в парк есть мороженое или кататься на каруселях. Она была моей подругой и примером для подражания. Я мечтала вырасти такой же красивой, как она: с длинными золотыми волосами и синими бездонными глазами. Волшебница — так я её называла…

А потом тётя исчезла. Я долго ждала её, каждый день писала письма и отдавала их маме с просьбой отправить, но ответ так и не пришёл.

А когда не стало и мамы, я осталась одна. Совсем одна в этом большом, несправедливом мире. Мне пришлось резко повзрослеть, потому что не было того, кто бы пожалел или заступился. Побои отца, приход мачехи, с которой у нас с первой же встречи возникло лишь одно взаимное чувство — ненависть. Я забыла о тех, кто когда-то любил меня и кого любила я. А они были… Были. Но бросили меня. Оставили одну с совершенно чужими людьми. Скинули, как лишний балласт.

— Настенька, открой, прошу тебя! Позволь мне всё объяснить. Мы собирались тебе рассказать, но…

— Открой, Настя! — Сабуров громко постучал в дверь. — Не вынуждай меня высаживать дверь!

— Не нужно. Оставь её. Пусть отдохнёт. Завтра поговорим, — послышался взволнованный голос тёти, а я закрыла глаза. Уснуть и не думать… Уснуть и не слышать их. Тех, кто предал, кто бросил. Не знать и не задаваться вопросом, почему они это сделали. Зачем вернулись спустя время. Мне это неинтересно. Не хочу знать…

Проснувшись посреди ночи, вскакиваю с постели и бегу на детский плач. Мой малыш плачет, а я в абсолютной темноте не вижу его и не могу найти. Обо что-то ударяюсь, падаю и снова поднимаюсь. Тяну к нему руки, зову, но его голосок отдаляется, гаснет во мраке.

Рывком открываю дверь и, обо что-то споткнувшись, падаю. Меня подхватывают знакомые горячие руки, крепко обнимают.

— Тихо. Это я. Тихо. Всё хорошо, маленькая. Тебе просто приснился сон. Всё хорошо, — голос Самира возвращает меня в реальность, успокаивает. Одновременно с осознанием происходящего возвращается и боль.

— Не хорошо… Всё плохо. Я схожу с ума. Я хочу его увидеть. Разве я так много прошу, Самир? Почему у меня забрали моего ребёнка? За что? Я всего лишь хочу прижать его к груди. Мне больше ничего не нужно.

Он убаюкивает меня, согревает своим дыханием и, касаясь губами виска, тихо произносит на ухо:

— Знаю. Я всё знаю. Я верну его. Уже скоро. Мы вышли на след Алимы. Она во Франции. Теперь её обнаружение дело времени. Ты ждала много месяцев. Осталось совсем немного.

Я всхлипываю, крепко обнимаю его за шею и тихо вою, впиваясь пальцами в плотную ткань его пиджака. Вздрагивая от рыданий, позволяю Сабурову подняться и взять меня на руки. А ведь это я об него споткнулась. Он ночевал под моей дверью.

Утром не обнаруживаю Самира рядом, хотя помню, что засыпала на его груди. Рядом с кроватью стоит тележка с завтраком и чашкой ароматного кофе. Чувствую себя получше, чем вчера, и даже появляется аппетит. Ровно до тех пор, пока в комнату, негромко постучавшись, ни входит Инна. Тётей её назвать как-то не получается, хотя теперь уже узнаю её. Удивительно, как я не заметила знакомые черты раньше? Ведь мы даже похожи.

— Доброе утро, красавица моя, — она тепло улыбается, подходит ближе. — Ну, как ты?

Как я? Да никак. Наверное, я должна сейчас радоваться или ненавидеть Инну. Должна чувствовать хоть что-то. Но в душе пусто. Лишь где-то на самом её дне плещется глухая обида.

— Если собираешься рассказать мне какую-нибудь слезливую историю о том, что мы потерялись, и ты не могла меня найти долгие годы, то не стоит. Я не требую объяснений. Равно как и не просила тебя о возвращении, — отрезаю кусок яичницы, заталкиваю в рот. Сабуров прав. Я не имею права впадать в уныние. Я должна бороться и терпеть ради своего малыша.