Самир 2. Изо льда в пламя

— Зачем же ты так? Мама ведь хотела, как лучше, — Карам улыбался очень редко, но на этот раз таки хмыкнул. И задержался взглядом на моих губах. Совсем ненадолго. На секунду всего. Но я отчего-то испугалась и подсознательно приняла его взгляд в штыки.

Нечего на меня пялиться! Ни один мужчина больше меня не коснётся. Это позволено лишь одному, но ему до меня нет дела. А мне нет никакого дела до других.

— Извини, я пойду. Мне нужно к дочери, — вскочила и пронеслась мимо растерявшейся мамы. Лица Карама я не видела, но, как только пришла в себя, вспыхнула от стыда.

Да он, скорее всего, просто посмотрел. Людям глаза на то и даны. А я повела себя, как истеричка какая-то. Теперь подумает, что я в плену у маньяка сошла с ума. Хотя мне, казалось бы, не должно быть никакого дела до того, что подумает Карам. Да и по поводу сумасшествия он будет прав. Я так давно не чувствовала себя нормальной, что уже и позабыла, как оно… Быть просто женщиной.

Прислонившись к стене, взглянула на себя в зеркало. А ведь я могла бы начать свою жизнь с чистого листа, как твердит мама. Я ещё молода, красива. Беременность не испортила фигуру и даже наоборот, после родов я стала выглядеть лучше. Но как вспомню Елисеева и то, через что пришлось пройти, опускаются руки и тускнеет взгляд.

— Он ушёл! Можешь выходить! — из-за двери послышался мамин голос. — Всё испортила, дурочка. Эх…

***

Теперь я каждый вечер ждала прихода Самира, как преданная собачонка. И каждый раз верила, что именно сегодня он приедет с моим малышом на руках или хотя бы с хорошими новостями. Пусть хоть маленькая зацепочка появится. Но время шло, а изменений не было. Да и сам Самир после того нашего разговора появлялся крайне редко. Мог отсутствовать двое суток, а потом прийти домой на пару часов и снова исчезнуть.

И вот снова сижу у окна в ожидании его приезда, тереблю пальцами книгу. Кажется, какой-то любовный роман. Инна любит их нежной любовью и мне дала почитать, чтобы я отвлеклась от своих мыслей. Я раз сто перечитала первую страницу. Но так и не поняла смысла слов, что чёрными буквами сливались в одну пёструю массу.

Двор освещает свет фар, и я, бросив книжку, мчусь по лестнице вниз. Каждая такая пробежка для меня будто глоток надежды. До тех пор, разумеется, пока снова не увижу в глазах Самира усталость и немую боль. Пока не мотнёт еле заметно головой, говоря, что, нет. Пока не нашёл.

Встречаемся на лестнице, он нехотя останавливается, вздыхает. А я снова ударяюсь лицом о реальность и опускаюсь на ступеньку.

— Инна сказала, что ты снова ничего не ешь, — сбросив пальто и повесив его на перила, садится рядом. — Думаешь, заморив себя голодом, ты поможешь сыну? — от него пахнет морозом и свежестью, а я забыла, когда в последний раз мыла голову. Да и пахнет от меня уж точно не фиалками.

С тех пор, как узнала о сыне, не могу спать, не могу есть, шевелиться не могу. Дышу с трудом, зная, что мой малыш где-то там, с сумасшедшей Алимой. А я здесь, абсолютно беспомощная, не могу забрать его, не могу даже увидеть.

Как я могла поверить в то, что он погиб?! Как?! Почему не требовала, чтобы они показали мне его? Как я могла так безоговорочно довериться Лазареву? А этот подонок… В какую игру он со мной играл? Зачем?

— Что молчишь? — а Сабуров, похоже, не собирается оставлять меня в покое. Давит своим присутствием, взглядом своим тяжёлым.

— А ты думаешь, мне кусок в горло полезет? Теперь, когда я знаю, что мой малыш жив и находится в руках твоей психопатки-сестры? — посмотрев ему в глаза, обнаружила вдруг, что в них нет злости, несмотря на грубый тон. Надо же, какая забота…

— Но ведь он жив, Настя! Жив! Это самое главное! Ты убивалась, когда думала, что его нет, теперь-то что?! Я трачу все силы, чтобы найти его, а ты тут голодовку устроила! — ловит моё лицо пальцами за подбородок. — Посмотри на себя. Ты с ног валишься, синяки под глазами. Когда ты мылась в последний раз? Ещё немного и…

— И что, Самир? Что? Будешь кормить меня силой, как обещал? Принудительно? Так же, как сделал со своей женой и матерью?

— Что ты несёшь? — рычит, резко отпуская, почти отталкивая. — Что-то я не припоминаю, чтобы насиловал тебя. Забыла, как пыталась скрыть от меня беременность? Что? Я заставил тебя? Это было твоё решение. И я, если помнишь, принял его.

— Это из-за тебя его похитили! Ты позволил этому случиться! Теперь не строй из себя заботливого, любящего супруга! Ты эгоистичный, подлый…

Он затыкает меня поцелуем, не дав договорить, а через пару секунд отрывается и, оперевшись на трость, встаёт.

— Не один я виноват. Как бы тебе этого не хотелось, Анастасия. Из тебя вытащили моего сына и с твоего молчаливого согласия отдали Алиме, а ты даже не удосужилась убедиться, что твой новый муженёк говорит правду. Я виноват и осознаю это. Никогда не отрицал того, что и так очевидно. Но перед сыном виновата и ты. Ничуть не меньше меня. Мы можем винить друг друга вечность, от этого ничего не изменится.

Я осталась одна, погрузилась в тишину и долго смотрела в одну точку, пока кто-то не тронул меня за плечо.