Она уже высвободила Ранну, но мордаут не стал дожидаться неотвратимой колыбельной. Патар внезапно завизжал, застыл недвижно, вся кровь отхлынула от его лица, и багровый цвет сменился на серый. А затем плоть его смялась, осыпалась, и даже кости расслоились сырым пеплом: одним жадным глотком мордаут выпил из него всю жизнь. Насытившись и подкрепив силы, мертвый вытек из упавшего плаща лужицей хлюпающей тьмы. Еще в движении тьма приняла облик крупной, отвратительно длинной крысы. Проворней любого настоящего грызуна, она побежала к дыре в стене и к свободе!
Сабриэль сделала выпад, лезвие меча ударилось о дощатый пол, разлетелись щепки – девушка не задела призрачную тварь, промахнувшись на долю секунды.
А вот Оселок не промахнулся. Клинок в его правой руке рассек шею твари, а левое лезвие пронзило извивающееся тело. Пригвожденная к полу, тварь выгибалась и корчилась, тень пыталась отползти от клинков, построить себе новое тело, спастись из ловушки…
Сабриэль стремительно шагнула к ней. В руке девушки звякнул Ранна, певучая, неспешная мелодия эхом разнеслась по коптильне.
Еще до того, как угас последний отзвук, мордаут перестал извиваться. Форма, полуразмытая в попытках вывернуться из-под мечей, застыла комком обгорелой печени, подергиваясь на полу под острием.
Сабриэль убрала Ранну и извлекла на свет нетерпеливый Саранет. Грянул его мощный голос, этот звук соткал сеть подчинения и опутал ею гнусную тварь. Мордаут не пытался сопротивляться: даже рта себе не вылепил, чтобы взмолиться о пощаде. Сабриэль чувствовала, как чудище покоряется ее воле благодаря Саранету.
Девушка убрала колоколец в чехол, взялась было за Кибет, но замешкалась. Снотворец и поработитель изрекли свою волю, но вожатый частенько бывает своенравен, а сейчас он как-то подозрительно встрепенулся под ее рукой. Лучше минуту выждать и успокоиться, подумала Сабриэль, убирая руку с бандольера. Она вложила меч в ножны и оглянулась по сторонам. К вящему ее удивлению, все, кроме Оселка и Моггета, крепко спали. А ведь они уловили лишь эхо Ранны: этого обычно недостаточно. Ну да Ранна порою тоже не прочь пошалить, хотя его каверзы куда более безобидны.
– Это мордаут, – объяснила Сабриэль Оселку: тот с трудом подавил зевок. – Слабый дух, входит в список меньших мертвых. Они паразитируют на живых – поселяются в чужом теле, направляют его и постепенно выпивают дух. Отыскать их очень непросто.
– А теперь что с ним делать? – спросил Оселок, с отвращением глядя на подергивающийся сгусток тени.
Его явно не представлялось возможным изрубить на куски, сжечь или хоть как-нибудь уничтожить.
– Я изгоню его, отошлю обратно к подлинной смерти, – заверила Сабриэль.
Она медленно, обеими руками вытащила Кибет. Сабриэль все еще было не по себе: колокол рвался из ее рук, пытаясь зазвонить по своей воле, – стоит допустить это, и звук его уведет ее в Смерть.
Сабриэль крепче вцепилась в колокол и прозвонила традиционную последовательность: назад, вперед и «восьмерку», как учил отец. Голос Кибета зазвенел развеселой мелодией, быстрой джигой, от которой у Сабриэль ноги сами чуть не пошли в пляс, но она заставила себя замереть на месте.
А вот мордаут такой свободой волей не обладал. На мгновение Оселку почудилось, что тварь того гляди сбежит: тень внезапно рванулась вверх, потусторонняя плоть потекла по лезвиям мечей до самых эфесов. Затем снова соскользнула вниз – и исчезла. Ушла обратно в Смерть, и теперь ее удел – вертеться и подпрыгивать на волнах потока, завывая и визжа новообретенным голосом, всю дорогу до Последних Врат.
– Спасибо, – поблагодарила девушка Оселка. И опустила глаза на два меча, все еще глубоко воткнутые в деревянный пол. Они уже не полыхали серебряным пламенем, но на лезвиях змеились знаки Хартии. – А я и не догадывалась, что мечи у тебя зачарованные. Что ж, я очень этому рада.
В лице Оселка отразилось удивление и смятение.
– Я думал, вы знаете, – отозвался он. – Я забрал их с корабля королевы. Это мечи королевского паладина. Я не хотел на них посягать, но Моггет сказал, что вы…
Оселок запнулся, не договорив. Сабриэль сочувственно вздохнула.
– Ну, как бы то ни было… – продолжал юноша, – по легенде, Созидатель Стены – он или, скорее, она – выковал их тогда же, когда и ваш.
– Мой? – переспросила Сабриэль, легонько касаясь истертой бронзовой гарды.
Она никогда не задумывалась о том, кто сделал этот клинок, – меч просто был. «Я сделан для Абхорсена, разить тех, что уже мертвы», – гласили письмена, когда складывались в нечто поддающееся прочтению. Значит, меч и впрямь выкован давным-давно, в глубоком прошлом, когда возводилась Стена. Вот Моггет наверняка знал, подумала Сабриэль. Рассказать ей об этом он, скорее всего, не захотел или просто не смог, но знать знал.
– Надо бы их всех разбудить, – сказала она: чем строить догадки о мечах, лучше заняться делами насущными.
– Тут есть еще мертвые? – спросил Оселок и, крякнув, вытащил мечи из дощатого пола.