Старейшина, уже успевший задремать снова, проснулся крайне недовольный. Ему очень не хотелось отпускать гостей в глубокой ночи, хотя Сабриэль показалось, что он не столько опасался за гостей, сколько не хотел отдавать лодку. Лодок у деревенских жителей осталось только пять. Остальные затонули в гавани: их разбили и забросали камнями мертвецы, пытаясь задержать бегство живой добычи.
– Мне страшно жаль, – повторила Сабриэль. – Но лодка нам необходима, причем прямо сейчас. В деревне рыщет чудовищная мертвая тварь: у нее нюх как у гончего пса, и идет она по моему следу. Если я здесь останусь, чудище попытается перебраться на остров – а во время отлива оно, чего доброго, сумеет преодолеть пролом в дамбе. Если я уйду, оно последует за мной.
– Ну ладно, – неохотно согласился старейшина. – Вы очистили для нас остров, в сравнении с этим лодка – сущий пустяк. Ример позаботится о запасе воды и снеди. Ример! Абхорсен возьмет лодку Ландалина – подготовь ее к плаванию и снабди всем необходимым. Если парусов на ней недостает или они прохудились, возьми у Джаледа.
– Спасибо, – сказала Сабриэль. Внезапно накатила усталость – и мучительное осознание того, что враг близко, клубившееся тьмой по краям поля зрения. – Мы отправимся в путь тотчас же. Желаю вам всего самого доброго и надеюсь, что с вами ничего дурного не случится.
– Да сохранит нас всех Хартия, – добавил Оселок, кланяясь старцу.
Старейшина поклонился в ответ: его согбенная торжественная фигура казалась совсем маленькой в сравнении с огромной тенью, грозно нависающей на стене позади.
Сабриэль повернулась уходить, но по пути к двери выстроилась целая вереница поселян. И все они хотели поклониться ей или присесть в книксене, робко пробормотать слова благодарности и прощания. Сабриэль внимала им смущенно и виновато, вспоминая Патара. Да, мертвого она изгнала, но при этом погибла еще одна жизнь. Ее отец не был бы таким неуклюжим…
Предпоследней в очереди стояла девчушка: ее черные волосы были заплетены в две торчащие в разные стороны косички. При виде ее Сабриэль вспомнилось одно замечание Оселка. Она взяла девочкины руки в свои.
– Как тебя звать, маленькая? – спросила она с улыбкой.
Крохотные пальчики легли в ее ладонь – и накатило живое воспоминание о перепуганной первокласснице, которая нерешительно протягивает руку старшей ученице в самый первый день, чтобы та провела ее по Уиверли-колледжу и все там показала. В свое время Сабриэль побывала и в той и в другой роли.
– Эйлин, – промолвила девчушка, улыбаясь в ответ.
Живые глазенки задорно поблескивали: их еще не омрачили страх и отчаяние, затуманившие взгляд взрослым. Хороший выбор, подумала про себя Сабриэль.
– А теперь расскажи-ка мне, много ли ты помнишь из уроков про Великую Хартию, – велела Сабриэль тем самым по-матерински задушевным и на диво неуместным тоном школьной инспектрисы, что дважды в год обрушивалась на каждый из классов в Уиверли.
– Я стишок знаю… – отвечала Эйлин чуть неуверенно, морща лобик. – Мне его нараспев прочитать, как в школе?
Сабриэль кивнула.
– Мы еще вокруг камня пляшем, – доверчиво пояснила Эйлин. Она выпрямилась, выставила вперед ножку, сцепила руки за спиной.
– Спасибо, Эйлин, – поблагодарила Сабриэль. – Ты молодец.
Она взъерошила девчушке волосы и поспешно попрощалась с оставшимися поселянами: ей вдруг отчаянно захотелось вырваться из рыбной вони и дыма наружу, в свежий, напоенный дождем воздух, где легче думается.
– Что ж, теперь ты знаешь, – шепнул Моггет, вспрыгивая ей на руки, чтобы не идти по лужам. – Я по-прежнему ничего не могу тебе рассказать, но ты уже поняла, что одна из них – у тебя в крови.
– Не одна, а вторая, – рассеянно поправила Сабриэль. – «Вторая – кто мертвым восстать не дает». А кто же тогда… ах… я тоже не могу говорить об этом!
Но она снова и снова прокручивала в уме вопросы, которые хотела бы задать, с помощью Оселка поднимаясь на небольшое рыбацкое суденышко, причаленное на небольшом расстоянии от крохотного, усыпанного ракушками пляжа, что служил острову гаванью.
Одна из Великих Хартий заключена в королевской крови. Вторая – в крови Абхорсена. А что такое третья, пятая и четвертая, которая «во льду прозревает разгадки»? Сабриэль не сомневалась, что многие ответы отыщутся в Белизаэре. Отец, вероятно, сумел бы рассказать ей еще больше, ведь многое из того, что сковано в Жизни, в Смерти оказывается распутано. А потом еще есть фантом матери: можно ему задать третий и последний вопрос за эти семь лет.