– Вы готовите лучше, чем профессор, – заявил он. – Впрочем, вы и пахнете приятнее, – добавил он, когда она наклонилась, чтобы заправить простыню. Она остановилась и на мгновение задумалась о нем. В том, что он выжил, когда стольких не пощадили, она видела проявление чуда.
Он улыбнулся ей:
– Знаете ли, вы первая женщина за столько лет, которую я вижу так близко.
Ханна залилась румянцем:
– А вы еще все тот же шутник, Майкл Блюм. Я помню вас и ваше обаяние в университете. И ваши очаровательные отговорки, когда вы неправильно заполняли форму, постоянно теряли книги и пропускали занятия. Некоторых студентов я не забуду никогда, но хочу напомнить, что я старше и гожусь вам в матери.
– Но не профессору, – игриво заметил он. – Он вам нравится, правда же?
Ханна перестала заправлять, немного растерявшись. Все эти годы она не признавалась никому в своих чувствах к Йозефу, никому кроме себя, храня тайну в своем сердце. Так что, когда фактически незнакомец ляпнул про это, она смутилась.
Подавив смущение Ханна попыталась подобрать верные слова… Она была не готова делиться сердечными чувствами без уверенности, есть ли шанс на взаимность:
– Я поражена его смелостью, тем, как он устроил вас здесь. Сохраняя вам жизнь, он рисковал своей… Я будто совсем его не знала. При всей своей скромности он такой смелый. Я всегда очень… – она подыскала безопасное слово, – с любовью относилась к нему, – затем быстро добавила на случай, если это ее разоблачит, – Он один из моих любимых профессоров.
Несмотря на это, Майкл, казалось, уловил ее истинные чувства и его лицо расплылось в озорной улыбке:
– Относились с любовью?
Она покраснела, а потом продолжила:
– В любом случае, я не могу сказать то же самое про него. Он едва меня замечает. А ведь мы работаем вместе уже много лет.
Майкл отодвинул пустую тарелку и закинул руки за голову – Не обманывайтесь его безразличием. Он все видит.
Ханна снова залилась румянцем и перед уходом принялась убирать чердак. Наслаждаясь тем, что появилась законная причина побыть рядом с Йозефом, даже если он болен и едва мог осознать ее присутствие.
Открыв дверь в его спальню, она увидела, какой он был изможденный и разбитый. Болезнь ослабила его, тело исхудало, лицо осунулось. Он медленно открыл глаза, когда она вошла.
– Я принесла вам суп, – прошептала она. – И немного свежей воды, чтобы запить таблетки.
Он кивнул, выползая из-под простыни. Ханна дала ему лекарство.
Йозеф удивился:
– Как вам удалось уговорить дать еще таблеток?
– Я вернулась туда и сообщила, что мы старые друзья, – объяснила она. – Потом я сказала, что вы боитесь больниц и отныне я беру на себя заботу о вашем здоровье.
Двигаясь вокруг его кровати, заправляя непослушные простыни, она подглядела, как он внимательно наблюдает за ней, словно чувствует себя беззащитным. Может, для него ее присутствие рядом с его личными вещами в спальне оказалось слишком интимным.
– Мефрау Пендер, Ханна.
Она остановилась, и их взгляды встретились. Похоже он боролся со словами, которые собирался произнести, будто упражнялся в устной речи. В итоге он остановился на фразе:
– Вы очень деятельная.
Она улыбнулась и, слегка разочарованная этими словами, кивнула ему. То, как намеренно он произнес ее имя, дало ей надежду на что-то более личное. Не признание в любви или что-то подобное, но, хотя бы намек на большее, чем восхищение.
Но, когда она заглянула в его глаза, то уловила в них нечто теплое, нечто тянущееся к ней, точно он хотел сказать больше, но не смог озвучить.
Когда он сделал глоток супа, его обычная неловкая отчужденность на мгновение будто отступила, и, казалось, ему и в самом деле интересно было с ней поговорить.
– Сегодня вы выглядите лучше.
– Я чувствую себя лучше, – заявил он, взяв в руки большую ложку для супа.
– Мне жаль, что в супе только капуста, – извинилась она. – Достать еду все труднее. Боюсь, что скоро в Голландии совсем не останется никакой еды.
– Для меня это уже пир.
Когда он поел, она поднялась и собралась уходить. В дверях она остановилась и, обернувшись, вновь поймала на себе его пристальный взгляд.
Пользуясь случаем, она призналась в том, о чем давно думала:
– Знаете, профессор, вы очень храбрый, – он выглядел потрясенным. – То, что вы сделали для Майкла. И что продолжаете делать. Это героический поступок.
Йозеф возразил на ее слова:
– Другие делают гораздо больше. Рискуя и отдавая свои жизни за нашу свободу. Любой поступил бы так же, как я.
– Не любой, – ответила Ханна. – Многие люди не понимают происходящего, не говоря уже о том, чтобы добровольно рискнуть всем ради спасения еврея.
Он замолчал на мгновение, похоже, погрузившись в эту мысль. А потом, почти шепотом, ответил:
– Майкл во многом и сам спас меня.
Глава 40