– Я сделал ее несколько месяцев назад, – объяснил Майкл. – Думаю, мне хотелось попытаться восстановить связь с… вещами. Трудно провести годы в одиночестве и не размышлять о Боге. Но я вспомнил истории об Иосифе и Моисее, о том, как многие другие люди моей веры провели годы в изгнании или по велению Бога покинули свои дома, и впервые в жизни я нашел в этих историях утешение. В детстве, быть евреем означило быть кем-то с моим цветом кожи и глаз. Но слушая ваши рассказы о непрекращающихся гонениях и думая о том, сколько людей пострадало за все эти годы, я верю, что Бог помог мне обрести покой.
Хельд задумчиво кивнул.
Майкл встал, зажег свечи и закрыл глаза.
– Свечение, – прошептал он, потом его глаза снова заблестели, и он эмоционально вскрикнул. – Точное слово, обозначающее свет, которое я искал.
Успокоившись, он задумчиво улыбнулся, словно вспоминая мелодию давних лет. Он тихо пропел слова молитвы. Йозеф отметил, что его голос звучал искренне и благоговейно сидел, пока Майкл не закончил.
– Это было прекрасно.
– Удивительно, что я еще помню. Разве не забавно, что вещи, навязанные в детстве, могут со временем принести утешение? У меня тоже есть кое-что для вас, профессор.
Глазах Йозефа вспыхнули любопытством.
– Счастливого Рождества, профессор.
– И счастливой Хануки тебе, Майкл.
При свете свечи Йозеф раскрыл свой подарок и прочел прекрасное стихотворение, которое ему написал Майкл.
Взглянул на своего юного друга, он попросил:
– Прочтите мне, так, как прочли бы
Освещенный мерцающим сиянием свечей, Майкл с чувством прочитал слова, такие прекрасные слова, и они тронули Йозефа до глубины души. Он почувствовал, как его сердце открылось, как не открывалось давно. Такая красота среди столькой печали – это был драгоценный дар.
Майкл так повзрослел за эти года; размышлял Йозеф, так много нового обрел в своем характере, но кое-что он и утратил. Импульсивный молодой человек, собиравшийся бросить вызов всей немецкой армии, теперь был ограничен мудростью собственной реальности. Он достаточно долго находился в плену, чтобы обработать неуемное желание мгновенного удовлетворения и направить эту огненную энергию в четкое видение того, каким он хотел бы видеть свое будущее. Йозеф гордился им. Он закрыл заплаканные глаза, а Майкл продолжал читать стихотворение.
Что-то поразило Йозефа.
– Словно музыка, – задумчиво произнес он.
– Музыка, – повторил Майкл. – Вот что нам нужно, музыка, – и он помчался наверх по лестнице.
– Не думаю, что это хорошая идея, – сердито зашептал ему вслед Йозеф. – Уже закончился комендантский час.
Но прежде, чем он успел сказать еще что-то, Майкл уже лежал с радиоприемником в руках. – Мы не будем включать громко.
Они просидели там еще час, допивая вино, слушая энергичную версию генделевского «Мессии». Майкл смеялся и шутил о тех временах, когда он жил с Эльке, а Йозеф думал о Саре. В кои-то веки его сердце наполнилось теплотой.
Неожиданно по радио затрещал номер джазового оркестра, и Майкл заскакал по комнате, пританцовывая. Йозеф наблюдал за ним, отрицательно качая головой.
– Профессор, пойдемте, потанцуем.
– Я разучился танцевать, – упирался Йозеф.
– Тогда я вас научу, – Майкл схватил его и поднял на ноги. Оба почувствовали опьянение от вина, они немного потанцевали с неловким энтузиазмом, прежде, чем запыхавшись, упали на свои места.
А потом они стали смеяться. Свободный, продолжительный, раскатистый смех, казалось, заполнил весь дом.
Майкл откинулся на спинку стула:
– Я так давно не танцевал, с тех пор как…
– С тех пор, как началась эта война? – предположил Йозеф, запыхавшись.
– Эльке, – ответил Майкл. – Со времен моей Эльке. Если мы оба переживем войну, все, на что надеюсь, о чем мечтаю – что мы сможем пожениться. Однажды она призналась, что могла бы принять иудаизм. Я каждый день молюсь, чтобы у нее появился шанс. Чтобы мы могли быть с ней целую вечность.
– Я бы хотел найти ее для вас, – с сожалением ответил Йозеф. – Я спрашивал везде, где мог, но может показаться странным, что мужчина моего возраста так усердно интересуется студенткой, и я не хочу, чтобы у нее были из-за этого неприятности.
– Конечно, я понимаю. Но она где-то там. Я знаю, что это так, и она ждет меня так же, как и я ее. Когда я в следующий раз ее увижу, я обниму ее и не отпущу.
Лицо Йозефа тронула печаль.
Майкл, казалось, это уловил:
– Вы думаете о Саре, верно?
Йозефа потрясли его слова. После инцидента со свадебной фатой Сары, ее имя больше в доме не упоминалось.
– Вашей жене, – поправился Майкл.
– Да, – голос профессора задрожал.
– Вам ничего не нужно говорить, профессор.
Йозеф выдавил из себя слова; ему необходимо было произнести их:
– Мы тоже очень любили друг друга.