С высоты птичьего полета

– Стихотворение для Йозефа? – Генрих начал читать его вслух со своим резким немецким акцентом, его пьяная невнятность опошляла красоту слов Майкл. Когда он дочитал до конца, они оба выжидающе посмотрели на Йозефа.

Йозеф смотрел на них.

Пошатываясь и обвиняюще размахивая стихотворением, Генрих направился к нему:

– Я знаю, что это значит.

– Мы давно подозревали, дядя! – закачалась Ингрид рядом с Генрихом. – Мы знаем правду. Мы знаем, что ты скрываешь.

– О чем ты? – Йозеф стал жадно хватать ртом воздух, стараясь справиться со жгучей болью, охватившей его пальцы, за очками проступили капли пота и стали стекать по носу.

– Пора с этим разобраться, – упрекнул его Генрих. – Тебе и так это долго сходило с рук.

– Ты должен нам признаться, – согласилась Ингрид.

Йозеф затаил дыхание, и запинаясь произнес:

– Я понятия не имею, о чем вы говорите.

Генрих возвышался над Йозефом.

– Я действительно не понимаю, что вы имеете в виду, – отступая проговорил он.

– Маленький секрет, – ответил Генрих, хлопнув себя по рукам и всем весом навалившись на Йозефа. Лицо нациста оказалось совсем близко. Противный запах алкоголя душил его. – У тебя… есть… женщина! – Затем, запрокинув голову, Генрих расхохотался и хлопнул по спине: – Молодец!

Йозеф почувствовал, как напряжение отпускает тело. Его охватила паника, он сжался, готов был сорваться. С огромным облегчением он понял, что они не узнали правду, не догадались про Майкла. Значит Майкл все еще в безопасности. Это, как заведенная, мысль снова и снова проносилась в голове.

Незаметно, он опустили скореженную менору на стол позади себя.

Ингрид пригрозила ему пальцем:

– А я все гадала, почему ты не хотел встречаться с Урсулой! – она шагнула вперед и сжала его руку: – Пора. Со смерти тети Сары прошло много времени.

У него подкосились ноги, он нашел стул и рухнул на него.

– Взгляни-ка на него, – сказал Генрих. – Он потрясен, что мы его вычислили. Она ведь сейчас не в твоей спальне? – хрипло прогудел Генрих, нетвердо направляясь к двери.

– Нет, нет, – возразил Йозеф. – Она совсем недавно ушла. Генрих уставился на него:

– Совсем недавно? Я бы рассердился. Есть комендантский час, но раз уж мы семья…

– В следующий раз пусть она останется на ночь, – взмолилась Ингрид. – Мы хотим с ней познакомиться. Я с нетерпением жду, когда мы все станем одной большой счастливой семьей. Мы можем вместе отпраздновать Рождество и Новый год. Мы бы устроили у нас вечеринку. Позвали бы друзей с работы.

– О, – только и произнес Йозеф.

Генрих снова споткнулся, и Ингрид подхватила его.

– Думаю, нам лучше уйти, – заключила она, поймав Генриха.

Виляя, они направились к двери, а Йозеф мрачно последовал за ним – Спокойной ночи, дядя Йозеф, – нараспев произнес Генрих и помахал рукой. Пошатываясь, Ингрид шагала чуть впереди, пытаясь удержать своего жениха, хотя он был в два раза больше нее.

Йозеф выждал, пока машина отъедет, запер дверь и побежал на чердак. Найдя своего друга, сидящим на сундуке – а не затаившимся – в дальнем конце длинной, тесной комнаты, смотрящим через треснувшее оконное стекло, он удивился. Юноша смотрел на бесконечные крыши, загипнотизированный яркой луной, висевшей в ночном небе.

Йозеф сел рядом с Майклом и тоже уставился в окно.

– Они ушли.

– Вам удалось спрятать менору? – спросил Майкл с явной болью в голосе. Йозеф посмотрел на свои красные, ободранные руки и кивнул.

Майкл ужаснулся, когда тоже их заметил.

– Я только об этом и думал, с той самой минуты, как вернулся сюда, и если бы они увидели…

Йозеф глубоко вздохнул:

– Мне жаль, но пришлось сломать менору, Майкл.

Несколько секунд они сидели молча.

– Удивительно, что меня до сих пор не нашли. Вы заметили, что они постоянно приходят?

Йозеф кивнул:

– А теперь они считают, что я с встречаюсь с женщиной.

– Чего? – Майкл уставился на него.

– Они нашли ваше стихотворение и уверены, что оно от женщины.

Майкл рассмеялся, а за ним и Йозеф– Они хотят, чтобы мы собрались вместе на Рождество и Новый год, одной большой, счастливой семьей.

Майкл загоготал:

– Вот они удивятся, когда встретятся со мной!

Чердак сотрясся от мужского смеха.

Немного погодя, удовлетворенные, они вернулись к своему дружескому молчанию.

– Я устал, профессор.

Йозеф встал.

– Вам надо немного поспать.

– Нет, я имею в виду устал от всего. Я устал прятаться. Устал ждать. Устал, затаив дыхание, надеяться, что следующий день принесет освобождение.

Йозеф поднял глаза на луну, теперь частично скрытую клубами дымчато-серых облаков.

– Кто бы мог подумать, что мы проведем вот так четыре года? Мне не верится.

Майкл опустил голову.

– Сегодня вечером, вспоминая Эльке, я осознал, как сильно по ней скучаю. Большую часть времени я стараюсь не думать о ней слишком много, потому что это по-прежнему ранит меня каждый день.

Йозеф кивнул. Эта боль была ему знакома.

– Меня убивает, что она просто где-то там, и хуже всего, что она не знает, жив ли я.

Йозеф уставился в пол. Ничего сказать или сделать он не мог. Все они жертвы, и уже погибло столько людей. Благодарить судьбу за то, что до сих пор жив – порой единственный способ прожить каждый день.