С. Ю. Витте

<…> Будучи вызваны появлением в свет «Воспоминаний» С. Ю. Витте, относясь к ним, как к поводу, эти очерки представлялись бы, мне кажется, неполными и отчасти непонятными без предварительного краткого отзыва о самих «Воспоминаниях» и о нравственном облике их автора, поскольку таковой в них выявляется. Приступая к такому отзыву, я не могу не высказать, что делаю это с крайне тяжелым чувством: нелегко говорить о человеке крупном, да еще таком, которого вы лично знали, о таком его произведении, в котором он создавал оправдание всей своей жизни, и не быть в состоянии сказать ни одного доброго слова. А «Воспоминания» С. Ю. Витте таковы, что, как бы ни смягчать мнение о них, их нельзя рассматривать иначе, как свидетельство полной потери их автором малейших признаков достоинства.

I. Личность С. Ю. Витте

<…> Бюрократический Петербург хорошо знал С. Ю. Витте и характеризовал его всегда так: большой ум, крайнее невежество, беспринципность и карьеризм. Все эти свойства отразились в воспоминаниях Витте, как в зеркале. Отсутствие элементарной научной подготовки и нравственных устоев было причиной того, что, будучи государственным деятелем, он не был человеком государственным. Для этого он не обладал не только общим государственным планом, но даже руководящей государственной идеей. Все, на что он оказался способен, это отдельные более или менее крупные меры, из которых одна, винная монополия, при существовавшем в то время государственном строе не могла принести народу ничего, кроме вреда, другая, денежная реформа, притом не им подготовленная, осталась недоделанной и, не освободив эмиссионный банк от правительственной власти, хотя и укрепила наше финансовое положение, но обратила денежную систему исключительно в орудие фиска, лишив ее значения средства развития народного хозяйства, и, наконец, третью, самую крупную, реформу государственного строя сам С. Ю. Витте обрезал – своими собственными руками. Как в своей государственной деятельности, так и в своих воспоминаниях Витте выступает без единой руководящей государственной идеи. В них разбросано много отдельных мыслей, но они не объединены ничем, часто совершенно случайны, иногда противоречивы. Единого, цельного мировоззрения нет. Без него С. Ю. Витте и суждено было закончить жизнь просто неудачником, отличавшимся от общего типа русского неудачника крупным умом да внешним положением, «опалой» блестящей, но тем не менее обидной.

<…> Для того же, чтобы можно было судить об отношении Витте к тому, что он пишет, и о том, с какой долей осторожности надо подходить к его словам, я приведу несколько выдержек из его повествований.

В самом начале их, упоминая об увольнении в 1894 г. в отставку министра путей сообщения Кривошеина, Витте говорит, что, по словам тогдашнего государственного контролера Т. И. Филиппова, Кривошеин «не был вполне корректен в государственной деятельности», так как, пользуясь своим служебным положением, добился проведения железной дороги через свое имение и поставки из него на железную дорогу шпал по высоким ценам (т. I, стр. 16)[254]. Сообщив об этом оцениваемом им как только «не вполне корректный» поступке своего коллеги, Витте добавляет: «Признаюсь, я этого не проверял, а поэтому утверждать этого не могу». Но, неожиданно отбрасывая всякую осторожность, он ровно через несколько строк говорит: «Я полагаю, что если в представленном докладе[255] Т. И. Филиппов увеличит в десять раз факты по сравнению с действительностью, следовательно, если бы эти факты уменьшить в десять раз, то и тогда я не могу не сказать, что и этого было бы все-таки достаточно, чтобы признать Кривошеина таким человеком, который не может занимать пост министра, потому что он действовал некорректно в смысле честности» (т. I, стр. 16). Итак, к отзыву о ком-либо другого министра С. Ю. Витте относится с требованием проверки, а когда с отзывом о том же лице выступает он сам, то, забывая о своем требовании, он тут же, без проверки, увеличивает суровость отзыва просто, так сказать, на глаз «в 10 раз». При этом нельзя не отметить, что, судя по данному случаю, память С. Ю. Витте не отличается твердостью или не особенно тверда там, где личный его интерес отсутствует. Оставление Кривошеиным должности министра путей сообщения было событием весьма важным, по исключительности своей обстановки – можно сказать, историческим: Кривошеин не просто оставил службу, а по повелению Николая II был уволен без прошения в полную отставку за те самые злоупотребления, о которых государственный контролер рассказывал С. Ю. Витте. Случай был таков, которому прецедентов не было в России чуть ли не со времен Петра I, а Витте о нем забыл и отмечает его лишь упоминанием, что он лично «во всей этой истории» «не принимал решительно никакого участия» (т. I, стр. 17).