С. Ю. Витте

Добротный немецкий экипаж, запряженный парою, цоканье лошадиных копыт по хорошо утрамбованной дороге, как бы отсчитывавших километры в направлении к Зальцшлирфу, утренняя свежесть и нежный аромат полей – все располагало к созерцанию, легкой дремоте. Мой попутчик, однако, не был склонен к подобной романтике. Не ожидая расспросов, он стал делиться своими впечатлениями от знакомства и каждодневных встреч с графом Витте. Герой Портсмута, судя по его наблюдениям, производит впечатление «ущемленного вельможи», в чьем сердце – незаживающая рана обиды, горечь которой ему хотелось бы пред кем-нибудь излить. Как бы случайно оброненный Витте вопрос: «Нет ли среди курортных гостей русского журналиста, с которым можно было бы познакомиться?» – еще более укрепил титулованного директора в правильности своей оценки именитого гостя.

– Вас, вероятно, не удивит, если я скажу, что первое имя, блеснувшее в моей памяти, было ваше! Тем более что среди курортных гостей не числилось русских имен, имевших какое-либо отношение к печати.

Граф Витте охотно ухватился за подсказанную ему фамилию, предложив мне вам от его имени приглашение. Комната для вас уже приготовлена… Вы будете жить этажом выше графских апартаментов. Графа Витте сопровождает его супруга и четырнадцатилетний внук графини – Николай Нарышкин[252], сын ее дочери от первого брака.

Хотя в ту пору, полвека назад, мне едва минуло тридцать, тем не менее я не был столь наивен, чтобы не понять, что граф Витте нуждается не в моем обществе, а в той газете, чьим представителем в германской столице был я. Использовать «Русское слово» с ее миллионным тиражом, популярностью и политической значимостью в широких читательских кругах в качестве рупора для своих заветных амбиций – поистине заманчивый эксперимент, стоящий риска.

Мысли эти, бродившие тогда в моем мозгу, вскоре оправдались. Не успел я переодеться, как в дверь моей комнаты постучали. На мой отклик: «Войдите» на пороге выросла фигура отельного слуги.

– Их сиятельство вас ждут к столу. Завтрак сервирован внизу, на террасе!

Едва ли мне приходило тогда на мысль, что мой «визит» продлится около двух недель, что мне придется услышать столь многое и интересное, чего хватило бы на целую книгу, и, в конечном счете, – стать участником и свидетелем исторического свидания.

Троцкий И. М. Накануне Первой мировой войны (из личных воспоминаний) // Новое русское слово. 1964. 11 июля.

Беседы с С. Ю. Витте

С. Ю. Витте не нуждался в рекламе и не искал популярности среди курортной публики. Гораздо более был в этом заинтересован директор Зальцшлирфа – граф Хюльзен-Хезлер. Он отлично учитывал магическую силу имени русского сановника, человека с мировой славой. И хотя граф Витте в 1914 году давно уже был не у дел, тем не менее заботами титулованного директора в руководящих берлинских, франкфуртских и кельнских газетах спорадически появлялись заметки, напоминавшие читателям о пребывании в Зальцшлирфе столь именитого гостя. Не ускользнула сановитая фигура Сергея Юльевича и из поля зрения Вильгельмштрассе – германского Министерства иностранных дел, – как вскоре ему и мне пришлось в этом убедиться. Все это заметно содействовало материальному успеху курорта, особенно того отеля, в котором жила семья графа Витте.

По вечерам в нашем отеле трудно было найти свободное место вследствие наплыва публики из окрестных помещичьих усадеб или из городской знати. Любопытство немцев не знало пределов – каждый старался занять стол поближе к столу Витте.

C. Ю. относился к этому с благодушным безразличием.

Ровно в семь часов утра мы встречались у источника, и если граф Витте был свободен от принятия лечебной ванны, мы тотчас после завтрака отправлялись гулять. Опираясь на палку, С. Ю., еле заметно волоча одну ногу, мог совершать длиннейшие прогулки, почти без отдыха. И тут начинались его «лекции» по новейшей истории российской государственности начала XX века. «Лекции» – ибо трудно иначе определить характер наших бесед. Повествователь граф Витте был отменный, а его эрудиция во всех областях государственной жизни положительно изумляла. Не менее четки, верны, убедительны, а почасту язвительны и злы были характеристики, которыми он награждал своих противников.