— Нет, ваше величество. Вы и сами видели, с какой ненавистью на меня смотрел Гидеон. И дядя резок со мной…
— Сегодня он был к тебе благосклонен.
Морбед покачал головой.
— Да… Это вселяет в меня надежду. Но пока я чувствую себя чужим здесь. Вижу любезные улыбки, а когда поворачиваюсь к собеседнику спиной, ощущаю его неприязненный взгляд.
— Милый, за что нам не любить тебя? У нас нет на это причин.
— За прошлое. За моих родителей. За отца, которого пришлось убить. За мою мать, которая ненавидела дядю до последнего часа! А вместе с родителями был уничтожен и я.
— Зачем ты так говоришь, мой мальчик?! Ты молод и красив, у тебя всё впереди!
— Может быть, ваше величество. Может быть… Я был бы рад, если бы ваши слова оказались правдой. Я пришёл поговорить с вами…
— О чём, дорогой?
— Хочу спросить у вас, насколько велики шансы, что меня по-настоящему примут здесь, при дворе? Ведь Эстуар так и не стал мне родным… Я начал путешествовать, побывал во многих местах, и в светлых, и в тёмных, но нигде не нашёл покоя и радости. В итоге решил, что напрасно избегаю общения с дядей…
— Ты правильно решил.
— Скажите, а как ко мне относится дядя? Не смотрит ли он на меня с ненавистью, которую питал к своему брату, моему отцу?
— Морбед, дорогой, — вздохнула Королева, — Рэграс не из тех, кто ненавидит без причины — и не из тех, кто без причины осыпает милостями. Сейчас он присматривается к тебе. Пока ты ещё никак себя не проявил. Мнение Рэграса о тебе — чистый лист. Пойми, что писать на этом листе хорошее или дурное будет не он, а ты сам.
— Спасибо. Вы обнадёжили меня, ваше величество.
— А теперь я задам тебе вопрос, Морбед, — Королева сделала паузу.
— Я весь внимание, ваше величество!
— Скажи мне, только честно, а как ты относишься к Рэграсу?
Морбед задумался.
— Нет ли у тебя неприязни к дяде? — продолжала Королева. — Тебе выпала непростая судьба, и я не удивлюсь и не стану осуждать тебя, если ты питаешь к нему не самые добрые чувства. Поэтому будь со мной честен.
— Во мне нет неприязни к дяде, — наконец ответил Морбед. — Нет. Но… Я не могу смотреть на него без трепета. Признаться, я побаиваюсь его.
— Отчего же, дорогой? — Королева холодновато улыбнулась. — Чем он тебя так напугал?
Морбед опустил голову.
— Ты можешь говорить мне всё, — добавила она. — Я пойму тебя и не буду осуждать.
— Ваше величество… Когда я приехал сюда и увидел дядю, я… Меня бросило в дрожь. Я взглянул на его руки — и представил в этих руках меч, который лишил жизни моего отца… Это была не злость, нет. И не желание мести. Это был трепет. Как если бы я взял в руки сам клинок — понимая, что этот холодный металл был последним, что почувствовал в жизни мой отец…
Королева погладила Морбеда по руке.
— Я понимаю тебя, бедный мальчик. Я понимаю, как тебе тяжело. Ты просил моего совета… Я не вправе советовать. Но скажу, что единственное препятствие, которое стоит между тобой и дядей, между тобой и всеми нами — это ты сам. Я прекрасно понимаю твои чувства к Рэграсу. И боюсь, что тебе суждено всегда носить их в себе. Подумай, Морбед. Если ты не сможешь преодолеть эту стену обиды, тебе лучше уехать отсюда. Только не сочти, что я тебя гоню, напротив! Мы все любим тебя.
— Спасибо вам, ваше величество! Спасибо! Рядом с вами моё сердце оттаяло, я почувствовал, что я не один — впервые за столько лет!
— Знай, мой милый, что я всегда готова помочь тебе.
— Благодарю вас, ваше величество! Что ж, я не смею больше отнимать у вас драгоценное время. Я пойду.
— Заходи ко мне почаще. Ты мне нравишься.
— А я… я не смогу подобрать слова, чтобы описать, как восхищён вашей красотой и вашим добрым сердцем, — Морбед с чувством поцеловал Королеве руку, поклонился и вышел.
В дворцовые окна светило полуденное солнце. Дэрис играл серебряными колокольчиками, поглядывая на Королеву и весело смеясь, когда в детскую вошёл Рэграс. Его тёмно-зелёный колет был по-домашнему расстёгнут, открывая белую рубашку. Дэрис прекратил игру и внимательно посмотрел на отца.
— Здравствуй, — улыбнулась Королева, встала и поцеловала мужа.
— Всё хорошо?
— Всё хорошо, — томно вздохнула она, глядя на профиль Дэриса в золотом солнечном свете. — Я счастлива. А вчера ко мне заходили Гидеон и Морбед…
— И что же?
— Гидеон обеспокоен, что попал в твою немилость.
— И, конечно, немедленно прибежал к тебе жаловаться.
— Ты действительно был резок с ним!
— Гидеона мало пороли в детстве. Я всего лишь делаю то, чего не сделал Аксиант.
— А Морбед спрашивал, как ему быть, не питаем ли мы к нему вражды.
— Вот как? Узнаю манеру Картара. Как же они всё-таки похожи… Раз Морбед заговорил об этом, значит, хотел узнать вовсе не это. Даже в бреду не могу представить, чтобы Картар сказал что-нибудь честно и прямо.
Рэграс потрогал подвеску с колокольчиками. Они мелодично зазвенели. Королева некоторое время задумчиво наблюдала, как зелёный камень в его перстне блестит на солнце. Потом сказала со вздохом:
— Морбед… Мне его жаль, он много страдал. Отталкивать его жестоко… Но лучше бы он уехал. У меня до сих пор не выходит из головы сон, о котором вчера рассказал Гидеон.