— Сволочи, — подытожил Харт. — Но деваться некуда, им ничего не докажешь. Только Эдвину хуже будет, а толку никакого… Деньги мы соберём. Боюсь только, что этот мерзавец всё к рукам приберёт.
— Надо платить, если это хоть чуть-чуть поможет Эдвину! Я за это что угодно отдам. И сама работать пойду.
— Так ведь тебя примут только на чёрную работу! — сказала Зерина. — Может, к нам в театр вернёшься?
— Нет. Из-за меня у вас немедленно начнутся неприятности, мне дали это понять… Неважно. Какая бы ни была работа, Эдвин в гораздо худших условиях.
— Надо скорее дать знать его родителям в Эстуар! — сказал Харт. — Давай я туда поеду, Диаманта!
— Нет, тебя тут же арестуют. Вы все под подозрением.
— Так что теперь, ждать, когда семь лет пройдут?! И в кого Эдвин превратится за это время?!! Ну не могу я сидеть сложа руки, когда он в тюрьме! Не могу, и не проси!
— Мир Неба нам поможет.
— И когда же он поможет?..
— Харт, ты ведь всё знаешь! Он тебе не раз жизнь спасал!
— Да знаю… знаю. Только… — Харт вздохнул. — Ладно, пошли. Мы тебя проводим.
В эту ночь Диаманта долго не могла заснуть. Наконец она встала с постели и раскрыла окно. Воздух был чудесный, в ясном небе горели крупные летние звёзды. Диаманта невольно представила себе душное зловоние тюремной камеры, куда бросили Эдвина, и поняла, что не боится ни чёрной работы, ни бедности, ни унижений. Всё это теперь не имело никакого значения.
Вдруг, впервые за всё время с ареста Эдвина, она почувствовала радость и надежду. Все горести куда-то отступили, стало легко и светло. В памяти зазвучал его голос, читающий слова из книги:
ГЛАВА 5. Письмо королевы Аиты
Было шесть часов утра. Тарина спала, погрузившись в темноту холодной ноябрьской ночи, но в одном из домов на Сосновой улице уже горел свет. Диаманта быстро закончила завтрак и поспешила на работу — идти нужно было далеко, на другой конец города. Окутанные серой мглой улицы были ещё почти пусты.
Поиск работы оказался для неё непростым делом. Ей почти везде отказывали, а там, где соглашались принять, предлагали такое маленькое жалованье, что работать просто не имело смысла. Но в конце концов ей удалось устроиться служанкой в один богатый дом на берегу реки.
Жалованье её устраивало, но работать приходилось с семи утра до семи вечера, а иногда и дольше. Она должна была мыть посуду, стирать, убирать кухню, коридоры и лестницы. Уборку комнат ей не доверяли, этим занимались горничные. Другие слуги знали, что она жена заключённого, и сторонились её. Поручала и проверяла работу пожилая экономка, чопорная и необщительная, и даже когда Диаманта помогала кухарке, та ограничивалась просьбами, касавшимися дела, и не заводила с ней никаких разговоров. Хозяева строго запретили Диаманте открывать входную дверь, когда кто-то звонит, и показываться в комнатах. Ей давали множество дополнительных поручений — работу, которую не хотели или не успевали делать другие слуги. Все прекрасно понимали, что при малейшем непослушании она лишится места, и пользовались этим.
До ареста Эдвина их дом был полон гостей, а теперь Диаманту навещали только ближайшие друзья — актёры, Янетта и Нат, и раз в неделю приезжал Мариен. Многие знакомые и соседи, встречая Диаманту на улицах, проходили мимо, не здороваясь. Лили с Коннором тоже делали вид, что не знают её. Однажды она зашла в книжную лавку, где когда-то купила книгу о Дороге. Но хозяин, раньше приветливый и дружелюбный, даже не поздоровался с ней, всем своим видом показывая, что в его лавке ей делать нечего.
С тех пор, как посадили Эдвина, прошло уже пять месяцев. Лето выдалось чудесным, но Диаманта совсем не заметила его за тяжёлым трудом; оно сменилось осенью — а сейчас и осень заканчивалась, приближалась зима. Диаманта всё время думала, как сообщить в Эстуар о том, что случилось, но пока с этим ровным счётом ничего не получалось. Написать туда было невозможно — все письма в другие Миры тщательно проверялись. И поехать было некому — все, кто близко знал Эдвина, находились под подозрением. Харт подождал немного и всё-таки поехал, несмотря на уговоры Диаманты, но его задержали у Северных ворот.
Диаманта прошла мимо рынка и свернула на улицу, огибавшую высокое здание городской тюрьмы. Остановилась здесь, посмотрела на тёмные окна камер — и ускорила шаг.