— Элиата. Верно, она сразу всё поняла… Шёлк показывает явь, но не показывает сны. Поэтому ты ничего не знал. Я и не хотела, чтобы ты знал… Я умею соединять сны и явь; больше никто не умеет. А совершённое мною во сне так же действенно, как совершённое наяву. Наши сердца связаны любовью, Рэграс. В этом и ответ.
Глаза Рэграса наполнились гневом.
— Ты сделала это ценой нашей любви?! — он схватил её за руку.
— Пусти, ты мне делаешь больно!
— Зачем ты это сделала? Как ты могла?! — его руки сжали плечи Королевы, как тиски.
— Пусти, мне больно! — крикнула она. — Я не думала, что ты можешь быть таким жестоким!
— А я не думал, что ты сможешь предать меня!
Он оттолкнул её. Она ничком упала на широкую кровать. Некоторое время лежала молча, потом всхлипнула и расплакалась.
— Успокойся, — наконец бросил он.
— Рэграс, что с тобой? Почему ты перестал мне доверять? Да, гайер сейчас повинуется тебе силой нашей верности друг другу. Но я верна тебе, если ты верен мне! Это самая прочная связь на свете, её не разрушить ничем!
— Ничем?! Она может оборваться в любой момент, и ты это прекрасно знаешь! Луна непостоянна! Непостоянство — единственное, чему ты верна!
— Я люблю тебя! Не ломай нашу любовь, и она будет жить!
Рэграс долго смотрел на Королеву. Потом подошёл к ней и погладил её по спине. Она села, вытерла слёзы и убрала с лица волосы.
— Какая у тебя тяжёлая рука…
— Прости меня, — хмуро попросил он. Помолчал и добавил: — Вспомни, сколько раз ты уже клялась мне в верности — и сколько раз нарушала клятву… Непостоянство — твоя природа. Оно делает тебя прекраснейшей из женщин, за него я люблю тебя — но однажды оно погубит меня… Когда я впервые увидел тебя, я был готов заплатить жизнью за твою взаимность, пусть даже короткую, как лунная ночь! А теперь судьба решила выполнить мою просьбу. Следующий твой уход будет последним, с ним я потеряю всё. И тебя, и власть, и самого себя… Когда это случится, Королева? Сколько времени ты даёшь мне?
Она взяла его руку и прижалась щекой к жёсткой ладони.
— Вечность.
Рэграс посмотрел на неё и страстно поцеловал. Её белая накидка плавно соскользнула на пол, и окна спальни затуманились лёгкими облаками, как в Лунном Дворце.
Миновало пятнадцатое октября. Потом двадцатое, двадцать пятое… Аксиант всё не возвращался. Надежда опять сменилась тревогой. Амма ничего не говорила, но Эдвин и Диаманта замечали, что она постоянно плачет, когда остаётся одна.
Диаманта пробовала подбодрить Эдвина, но слова не действовали. Ей казалось, что за эту осень он стал старше на несколько лет.
— Осталось два дня.
— Три, — поправила Диаманта. — Сегодняшний день ещё не закончился.
— Ты права, три, — согласился Эдвин.
— Может, сходим к Лионелю? Мы давно у него не были, он ждёт ответа.
— Нет, не хочу… не могу. Мама, вы куда? На улице такой холод! — спросил он, увидев, что Амма надевает накидку.
— Схожу в лавку и на рынок.
— Я сам всё куплю!
— Мне нужно чем-то заняться, сынок, — мягко ответила Амма и вышла, осторожно прикрыв дверь.
— Рынок недалеко от тюрьмы, — сказал Эдвин. — Ну куда запропастился Аксиант?!
Все думали об одном и том же, все старались держаться и не показывать своей тревоги. Но всё равно несколько последних ночей никто почти не спал.
Тридцатого Аксиант не приехал. Утром тридцать первого прибежала Зерина.
— Ну что? Есть новости?
— Нет, — тихо ответила Диаманта.
Зерина всхлипнула.
— Я сегодня ночь не спала, всё про вас думала! Эдвин, держись! Ещё рано отчаиваться!
— Что ты стоишь на пороге — проходи…
— Нет, я побежала дальше, куча дел сегодня. Я к вам ещё зайду.
В полдень пришёл Харт, мрачный как туча.
— Ну что, Эдвин?
— Пока ничего.
— Казнь будет прямо в тюрьме?
— Да. В десять утра.
— А вас-то туда пустят?
— Нет. И свидание с отцом не разрешают. Мама узнавала…
Харт в сердцах выругался.
Время неумолимо шло. Холодный осенний день медленно погас, розовое солнце опустилось за крыши. Харт ушёл в театр. Приехал Мариен, продрогший и рассерженный.
— Родители так хотели приехать — а их срочной работой завалили, словно нарочно! Я еле вырвался, и то до послезавтра, — он достал из рюкзака небольшой свёрток. — Вот, мама прислала вам травяной чай. От бессонницы и от волнений помогает.
Стемнело. Вечер медленно перешёл в ночь. Все сидели в гостиной, то и дело поглядывая на часы. Наконец Мариен настоял, чтобы все попытались хоть немного отдохнуть. Эдвин и Диаманта, измученные тревогой, послушно направились к себе в спальню. Эдвин остановился у окна и долго смотрел в непроглядную тьму.
— Отец сейчас не спит. Тоже ждёт рассвета.
Он сел на кровать.