Роботы против фей

Событием, сформировавшим меня как личность в мои юные годы, стал фильм «Лабиринт». Посмотрев его, я перестала быть тем плаксивым младенцем, каковым была прежде, и решила навек остаться в стране короля гоблинов. Меня очаровали странная красота, мощь и мрачная сущность этого мира, где карты и часы отказываются служить человеку и где, кажется, сам воздух наполнен сиянием. До этого я никогда не писала рассказов о феях, но думаю, что они вполне подошли бы миру Тени, где Нетти Лоунсон охотится за опасными чудовищами и судит их по справедливости. Феи создают известные препятствия для вполне здравомыслящей Нетти, которая способна увидеть истину за любой мишурой и не позволяет себе совершить глупость. Когда же пришло время решить, в каком виде посланцы мира фей явятся в Техас девятнадцатого века, я вспомнила самого большого хвастуна Дикого Запада, Малыша Билли, и, вообще, свою любовь к фильму «Молодые стрелки – 2». Помните этот фильм, саундтреком к которому стал альбом Бон Джови «Сияние славы» и где рассказывается о Малыше Билли и его банде в техасской пустыне? Интересно то, что никто никогда не находил тела Малыша Билли. Почему бы ему, действительно, не быть существом из мира фей?

В «Лабиринте» и «Молодых стрелках – 2» не было ни одного робота. Вот и все объяснение.

Алисса Вонг Время, что нам остается [15]

Первым делом, войдя в свою комнату, Рурико сняла маску и вынула протез нижней челюсти. Ощущение такое, будто нижние искусственные зубы побаливают. Если бы Рурико посмотрела на небо, то увидела бы, что собирается дождь.

В противоположной стороне комнаты Юми притушила свет и села на край покрывала. Круглая кровать – бесстыдно красного цвета, на вращающейся платформе, как то и полагается постели в гостиницах с почасовой оплатой. Юми сменила позу, и ее бледная, просвечивающая юбка собралась в складки, обнажив бедра. Лучше б она натянула ее на колени, подумала Рурико.

– Тебе неуютно? – спросила Юми. – Чем тебе помочь?

Рурико проверила искусственные зубы, нажимая на каждый из них большим пальцем руки, – не раскачались бы, а то до контрольного осмотра еще несколько дней. Потом со щелчком установила протез на место. Ни челюстных суставов, ни естественных зубов у нее не было. Значит, это что-то вроде фантомных болей – болит челюсть, которую она потеряла десять лет назад.

– Нет, все в порядке.

– Я бы поставила какую-нибудь музыку, – предложила Юми.

Десять лет назад Юми была одной из четырех девушек, основавших группу «ИРИС», культовую среди тогдашних тинейджеров. Лицо Юми, как и лица Мийю Накамура, Каори Аоки и Рины Танака, мелькало по всему Токио – и на щитах, рекламировавших духи, и в телевизионных роликах, и на специальных постерах, выходящих ограниченным тиражом. Но потом настоящая Юми умерла, как и настоящие Мийю Накамура, Каори Аоки и Рина Танака, и все, что от нее осталось, – лишь ее поведенческий алгоритм и вокальные паттерны, погруженные в алюминиево-композитный каркас, обтянутый искусственной кожей.

– Не нужно музыки, прошу тебя, – попросила Рурико. Голос ее звучал странно – и тихо, и громко одновременно. – Давай просто поговорим.

Юми, умершая десять лет назад, положила руку на плечо Рурико. Пальцы ее нащупали маску, которая свисала у Рурико с уха, подобно флагу в безветренную погоду. Юми натянула ее Рурико на лицо.

– Как хочешь, – сказала она.

Взяв Юми за руку, Рурико потянула ее назад, к постели. Девушки сели.

Мягким зеленым светом, отражаясь на черных волосах и коже, пульсировал индикатор уровня энергии, питавшей Юми. Одна из стен комнаты представляла собой панель из зеркал, под небольшим углом стоящих друг к другу, и зеленый огонек отражался в каждом из них. Стены были забраны звукоизолирующим материалом, и музыка, звучащая в комнате, не просачивалась наружу. А Рурико заплатила за два полных часа, в течение которых никто не сможет им помешать.

– Тебе теперь хорошо? Уютно? – спросила Юми. В ней не ощущалось и тени стеснительности или робости, а по лицу ее была разлита та добрая мягкая улыбка, которая делала его столь привлекательным для зрителей, смотревших фильмы, снятые десять лет назад.

Они были в комнате одни – одна девушка, почти полностью состоявшая из плоти и крови, и другая, обретшая бессмертие в силиконе и алюминии. Но рука Юми была теплой, мягкой, живой. Знакомой до родинки на внутренней стороне кисти и тоненького шрама, пересекавшего ладонь, с тех времен, когда она порезалась, готовя обед для членов группы «ИРИС». Для Рурико.

Положив голову на плечо Юми, Рурико сплелась пальцами с пальцами своей бывшей подружки.

– Юми, – спросила она. – Что ты помнишь о нашем последнем концерте?

* * *