Мы ехали в каком-то странном напряжении. И я все меньше понимал куда. Никто не говорил ни слова. Герр ван Шертен следил, чтобы мы не слишком приближались к «мерседесу», но и не теряли его из виду на бесчисленных светофорах. Оскар смотрел через солнечные очки в окно, погруженный в собственные мысли. Наверно, спрашивал себя: а что он вообще тут делает? Зачем вся эта погоня из-за моей мамы, если его собственная мама давным-давно сбежала, а папа никак не мог вынырнуть из своей дурацкой паузы?
Вдруг мне стало ужасно жалко Оскара. Я взял и пожал его руку. Он еще ближе придвинулся к окну, за которым пролетал веселый разноцветный Берлин. Но руку не отнял.
– Похоже, эти двое собираются выехать из города, – прервал вдруг молчание герр ван Шертен. – Будем надеяться, что они не просто на природе погулять собрались.
Я очень надеялся еще, что Борис не нажмет на газ. Мы-то ехали на старом-престаром «гольфе». Без всякой автоматики и прочего. Когда мы на Лилиентальштрассе в него залезли, герр ван Шертен открыл нам двери кнопочками изнутри. Я боялся, что на длинной дистанции против резвого «мерседеса» у нас нет никаких шансов. К тому же надо держаться на порядочном расстоянии. Чтобы Борис не заметил, что кто-то висит у него на хвосте.
Герр ван Шертен предположил правильно: «мерседес» ехал из города.
Я едва успевал вертеть головой. Все вокруг менялось как при убыстренной съемке. Берлин все меньше становился Берлином. Вначале вокруг сигналили и мигали сотни машин, проносясь через перекрестки, по велодорожкам шуршали шины юрких великов, по пешеходным дорожкам сновали люди. Потом вся эта круговерть поутихла, и улицы постепенно слились в одну. Дома стали ниже и украсились палисадниками, отодвинулись подальше друг от дружки. А потом их сменили деревья, кусты и луга по обеим сторонам дороги. Через какое-то время мне стало казаться, что все это я уже видел. Еще через какое-то время понял: точно, видел!
– Это мы на юг едем! – объявил я взволнованно. – Сейчас будет знак, на котором Берлин перечеркнут!
– Откуда ты знаешь? – спросил Оскар. Теперь он смотрел не в боковое окно, а вперед. Причем с большим интересом.
– Я тут был позавчера с Вемайером на мотоцикле, – сказал я. Вот он, щит у дороги, где мы с Вемайером остановились во вторник. Тот самый край света. Но «мерседес», конечно, даже не притормозил, чтобы полюбоваться видами. И мы тоже ехали дальше и дальше. Страшные кукурузные поля разбегались до самого горизонта.
– Ну вот… – вздохнул я. – Опять хомяки.
– Хомяков тут почти не осталось, только отдельные экземпляры. Они отсюда давно ушли, – сказал герр ван Шертен. – Если интересуешься ими, надо ехать дальше на юг, в Тюрингию.
Заметив в зеркале мой удивленный взгляд, он повернул голову через плечо и усмехнулся:
– Я биологию и физику преподавал, когда в школе работал. Разве я никогда не рассказывал?
Я помотал головой. Для меня было новостью, что он был учителем. Зато Оскар тут же встрепенулся.
– Физику? – продудел он. И, к восторгу герра ван Шертена, начал верещать про вращение спиральных галактик. В точности как позавчера Бертсу. Как будто мы не преследовали преступников посреди кукурузы с отдельными экземплярами хомяков. Как будто Оскаров тупой папаша не бросил его на произвол судьбы. И тут я догадался! Догадка упала без предупреждения с совершенно ясного неба. Оскар говорил о галактиках
До чего же они все-таки чудные, эти умные люди!
Дорога извивалась все сильнее. Машин стало совсем мало. Время от времени я поглядывал вперед. А вдруг Жуткая Элли пересадила Порше на заднее сиденье, и он смотрит из окна? Очень хотелось тайком ему помахать. Или подать еще какой-нибудь знак, что когда-нибудь потом, на небе, он непременно будет ангелом. Там его вознаградят за все нечеловеческие страдания. И дадут сколько хочешь собачьих шокодропсов! Я их однажды попробовал. В «Эдеке» раздавали пробные упаковки. Очень даже вкусные. Но Порше видно не было. Жуткая Элли наверняка крепко держала его на своих костлявых коленках и подло щипала за уши.
Мы ехали и ехали мимо бесконечных полей. Теперь меня уже ничуточки не удивляло, что хомяки решили отсюда смыться. Разве это жизнь, когда целыми днями роешься в кукурузе – и даже морковки не находится или хотя бы картошки фри.