И тут же добавил, как сильно он маму уважает и как ей восхищается. Ведь ей удалось воспитать такого отличного парня! И еще он сказал, что сделает все, чтобы ей помочь. Отлично! На это я и понадеялся, когда вспомнил, что кроме Кизлинга и Ирины у меня ведь есть еще один знакомый с машиной.
Пока мы наблюдали за домом Жуткой Элли, Оскар рассказывал герру ван Шертену про соколов на колокольне и в какую сторону света они улетают зимовать. Я слушал вполуха. Не отрываясь смотрел на подъезд и очень надеялся, что Жуткая Элли выйдет вместе с Порше. Если, конечно, она сегодня вообще выйдет. Если вообще захочет поехать в то место, где крадет дорогие сумочки. Или еще что-нибудь.
Этих «если» и «вообще» было так много, что мне сделалось как-то беспокойно. Я подумал, не попросить ли герра ван Шертена отвезти нас на площадь Виктории-Луизы, чтобы быстренько бросить пару центов в фонтан. И в этот раз не оборачиваясь. Как и положено. Но удача снизошла и повернулась к нам лицом просто так. Даром.
– Вот она! – вдруг крикнул Оскар.
– Старая перечница, – пробормотал герр ван Шертен.
Жуткая Элли действительно вышла с Порше. Но обрадоваться как следует я не успел. Рядом с ней был еще какой-то человек. Помоложе. Он вышел за ней из подъезда. Мы с Оскаром одновременно задохнулись от неожиданности.
– А вот и ее сын, – сказал герр ван Шертен. Как будто это было самой нормальной вещью на свете. – Я с ними обоими однажды поболтал, несколько лет назад, когда еще была жива Ханна. Это был наш первый бинго-вечер, и он привез свою мать к «Седым Шмелям» на машине. Как же его зовут-то, черт?
– Борис, – подсказал я тихо. И, кажется, побледнел. Голос уж точно прозвучал бледно. – И он тут не случайно. Он владелец клуба, где мама работает.
Теперь я сообразил, кого мне напоминает Борис: у него и у матери одинаково узкие лица. Может, много лет назад они вместе застряли в какой-то приоткрытой двери. Оскар тихо присвистнул. Я бы тоже присвистнул. В детективах всегда так делают, если вдруг выясняется что-то неожиданное. Например, то, как смогла возникнуть связь между Жуткой Элли и мамой или кто на самом деле маму шантажировал. Но шок был таким сильным, что сложить губы и язык в сложную конструкцию и выдохнуть через нее воздух все равно бы не получилось. Только слюни по подбородку бы потекли. Я и пробовать не стал.
– Что ж, дело становится действительно интересным, – сказал герр ван Шертен. – Случайностью это объяснить в любом случае нельзя. Наш дорогой Борис, похоже, занимается не только клубом, но и потихоньку всякими темными делишками. А фрау мама его в этом основательно поддерживает.
Но прямо сейчас не мамаша поддерживала Бориса, а наоборот. Они дошли до шикарного серебристого «мерседеса», всего в трех машинах от нашей, и Борис помог Элли в него сесть. Порше суетливо и взволнованно мельтешил рядом. С ним Борис обошелся так же по-свински, как недавно Жуткая Элли. Он схватил бедного песика за шкирку и бросил к матери на переднее сиденье. Тот взвизгнул. Даже в нашей машине слышно было.
Вот гад!
Борис отъехал. Герр ван Шертен тоже завел мотор, отпарковался и поехал за «мерседесом». Я дал себе слово: если выдастся случай, попрошу у удачи прощенья. Я считал ее мимозой, а она, можно сказать, преподнесла мне Бориса прямо на блюдечке. Но лотерейному барабану в голове это было без разницы. Он усердно крутился. Хорошо, что хотя бы не шел вразнос.
Что было у Бориса против мамы? Чем этот негодяй ее шантажировал? Когда я во вспомогательном центре расквасил нос Лавоттны, я потом осторожно спросил маму: а как она нашла работу в этом ночном клубе? Она работала там, сколько я себя помню. Мама сказала, что клуб принадлежит одному ее старому другу и что беспокоиться мне не нужно. Она вовсе не
Я размышлял, а мои бинго-шарики становились всё краснее и краснее от злости. Злость можно было бы упрятать в шкатулку с черепахой. Но она и так уже забита страхом и тревогами. А чтобы смастерить еще одну шкатулку (может, с ядовитым пауком на крышке?), момент был совершенно неподходящий. Для таких вещей тоже нужно время и тишина.