Рихтер и его время. Записки художника

К Белорусскому вокзалу продвигаемся не спеша, пешком. Между нами какой-то спокойный разговор, не помню сейчас, о чем. Он выглядит неплохо. Идет легко, но не торопясь. Вот и вокзал. Его вагон номер ноль – у самого локомотива, и мы довольно медленно, обходя бесконечные группы провожающих, идем вдоль всего состава к элегантным заграничным вагонам впереди. Вот уже виден конец перрона.

Вдруг, пока еще издали, видим Нину Львовну, окруженную провожающими. Они все энергично нам машут. Кто-то побежал навстречу. Рихтер идет, не прибавляя шага. Нина Львовна страшно бледна и встревожена. И было от чего! Лишь только мы поравнялись с дверью его вагона – поезд тронулся! Так я проводил Рихтера навстречу его всемирной славе…

Ну, вот и все! Двенадцать глав; для формы лучше не придумаешь!

Глава тринадцатая. Очень короткая

Пересмотрел все это строго:
Противоречий очень много.

А. С. Пушкин

Ну, вот и все! Двенадцать глав; для формы лучше не придумаешь! И последняя – «Прощание». Чего же еще?

Но, когда вспоминаешь о Рихтере и о той поразительной жизни, обо всех этих людях, как-то жалко остановиться. Хотя противоречивая память временами сбивает с толку…

Все мы из Москвы следили за Рихтером, были с ним, что называется, душой. Очень ждали его домой.

Его концерты начинались по нашему времени в четыре часа утра. В этот ночной час я часто просыпался. Все время до нас доходили какие-то известия из Америки. То мы слышали, что ему трудно играть на американских роялях. У них для его тяжелых рук клавиатура слаба и мелка. То мы слышали о его триумфах, о толпах людей, не попавших в переполненные залы и ожидающих его у дверей, чтобы хотя бы мельком взглянуть на него и поаплодировать, пока он садился в машину. В одном университетском городе он увидел после концерта такую толпу. Узнав, что здесь много студентов, он сейчас же вернулся в зал и повторил всю программу специально для них!

Близились Рождество и Новый год. Рихтер возвращался домой. Его импресарио Сол Юрок решил во что бы то ни стало встречать Рождество вместе с Рихтером и проводить его до берегов Франции.

Двадцать четвертого декабря, где-то между Старым и Новым светом, где-то между Северным и Южным полюсом, быть может, над Атлантидой, в зимнем неспокойном океане они встречали праздник. Так рассказывали…

Ну а мы, в Москве, готовили Рихтеру подарок. Это был спектакль.

Глава четырнадцатая. Спектакль

Театр уж полон: ложи блещут…

А. С. Пушкин

Это был спектакль, приготовленный со всей серьезностью и самоотдачей, поставленный прямо в его шестидесятиметровой комнате в доме композиторов, в Брюсовом переулке. Комедия Мольера «Сганарель, или Мнимый рогоносец» была хоть и коротка, но невероятно сложна хитроумными сплетениями сверкающего сюжета!

Большинство актеров были студентами театрального института и консерватории. Это были одареннейшие люди, в будущем их ждала заслуженная известность, а сейчас мы пока еще студенты, все молоды, и этот спектакль для нас и цель, и смысл, и главное событие жизни. Играли Наташа и Маша Журавлевы, Митя Дорлиак, Галя Писаренко и ее муж Мира. Договорились, что я сделаю декорации, но актеров не хватало, и меня уговорили постоять в середине этого искрометного хоровода и сказать только одну фразу:

– Счастливец! Счастливец! Какая чудная женщина досталась ему!

Да! Но для меня это было почти недостижимо. Я стоял круглым дураком среди моих талантливых друзей и, вызывая всеобщий хохот, свою фразу чревовещал.

Всю работу направлял Дмитрий Николаевич Журавлев. Он тут же использовал мою сверхъестественную неподвижность и актерскую бесталанность по-режиссерски; тем ярче, смешнее и блистательнее выглядела карусель вокруг меня. Ведь все они были уже настоящие актеры, великолепно двигались, свободно и смешно импровизировали. Я же, в самой середине, демонстрировал клинический столбняк. Так вот. Но чтобы я совсем уж не свалился, Дмитрий Николаевич иногда меня бережно заводил:

– Ну, Митенька, вы наш любимый актер. Давайте-ка еще разок! «Счастливец! Счастливец! Какая чудная женщина…» Понимаете, какая это женщина? Она же просто ч-чудная! А он – счастливец! Ну, давайте…

Пьеса игралась темпераментно и шла двадцать три минуты.

А Дмитрий Николаевич говорил:

– Хорошо, но все-таки медленно. Держите темп, нужно быстрее, легче и резче!

В законченном виде комедия шла девятнадцать минут!

Итак, готовимся. Теперь все неразрывно связано с декорациями и двумя кулисами. В комнате, даже очень большой, играть по-актерски трудно, особенно спектакль, где в беспрерывной возне и беготне – главное очарование.

Нужно было точно определить места, где будут чередоваться сложные мизансцены. Только с декорациями можно было это все до конца себе представить, и я спешил их скорее сделать. Чтобы не мешать репетициям, работал ночами.