Рядом со мной (ЛП)

Уильям удивленно моргает.

— Я всего лишь…

— Мой дядя хочет, чтобы я завершила обучение для работы в МИ-5, — цедит Виктория сквозь зубы.

Уильям не глядит на нее, он смотрит на фотографии на своем столе: жестоко убитая молодая женщина, убийцу которой им нужно поймать, прежде чем он найдет очередную жертву, ведь это только вопрос времени.

— Может быть, тебе стоило бы прислушаться… — в конце концов произносит Уильям.

Все думают, что ее происхождение и воспитание открывают перед ней все двери. Но никто не знает, что это в основном означает жесткую дисциплину и высокие стандарты, это значит никогда, никогда не выказывать слабость. Это нечто глубоко укоренившееся в ней, как долг и любовь к родине.

Быть иррациональной она позволяет себе только наедине с собой — колотиться головой о руль, например, — но на людях своих истинных чувств демонстрировать нельзя никогда. Этому научил ее отец, это твердили ей дяди, и даже отчим, как бы она его ни презирала, вбил в ее голову это правило, этот образ жизни.

Ей хочется заплакать, ей хочется ударить Уильяма, ей хочется закричать: «Да пошел ты нахер!», но больше всего она чувствует себя покинутой. От Уильяма она такого не ожидала.

— Ты правда так думаешь? — спрашивает она совершенно спокойным голосом. Родные ею гордились бы.

Уильям смотрит на нее.

— Какая разница, что я думаю, — говорит он наконец.

— Ответь, сделай одолжение, — невозмутимо произносит она. И да, она в общем-то понимает, почему некоторые в их подразделении зовут ее Ее Величеством. Ей больно обращаться таким тоном к Уильяму.

— Я думаю, что ты превосходный офицер, одна из лучших, с кем мне доводилось работать, а еще ты молода и можешь иметь больше, чем вот это всё… — он жестом обводит комнату, надо признаться, действительно довольно унылую, фотографии на столешнице и себя самого.

И она забывает, почему так бесится (ревнует), она забывает обо всем и не видит ничего, кроме Уильяма и печали и боли, так явственно написанных на его лице, наполняющих каждое сказанное им слово.

Что же с тобой произошло? Она хочет знать. Ей достаточно для этого сделать один лишь звонок, но она скорее умрет, чем предаст доверие Уильяма. Его сердце разбито, и она отчаянно хочет ему помочь.

— Но что если… — медленно произносит она, тише, пытаясь справиться с неожиданно вставшим в горле комом, —…что если именно здесь я и хочу быть?

Его улыбка печальна и невыносимо прекрасна, и угрожает вдребезги разбить всю ее тщательно выпестованную дисциплинированность, потому что она хочет просто подойти и обнять его. Она ограничивается тем, что сжимает его руку под столом.

Все уже и так думают, что они спят друг с другом. Уильям и она знают правду.

Уильям сжимает ее руку в ответ, но ответить ничего не успевает. Констебль, вошедший в кабинет, чтобы сообщить об очередном убийстве, не видит их соединенных под столешницей рук.

***

Прибыв на место, они встречают там опередившую их доктора Портман. Виктория сразу подмечает нечто странное: констебли и криминалисты изо всех сил стараются занять Уильяма и не подпустить его к месту преступления и торопливо проводят в здание ее одну.

Двойное убийство: мать и маленький сын, сидящие, соответственно, на диване и на стуле в гостиной, у обоих перерезано горло.

— Господи… — шепчет она. Столько крови — и она видит дорожки от слез на лице женщины. Мальчик, наверное, был и вовсе в ужасе.

— Сержант… — обращается к ней доктор Портман, и Виктории приходится нацепить на лицо вежливую маску. Личные чувства подождут. Тут два мертвых человека, которые заслуживают ее безраздельного внимания.

— Не думаю, что Уиллу стоит… — продолжает доктор Портман, но осекается, когда входит Уильям.

— Эмма? — говорит Уильям, осматривая комнату и резко бледнея.

Эмма кратко излагает то, что успела выяснить, и добавляет:

— Может быть, сержант Кент осмотрит место преступления, а ты опросишь соседей?

В ее голосе слышатся умоляющие нотки, и Викторию как парализует. Она не знает, что делать, что говорить. Первый инстинкт: возразить — доктор Портман не имеет права указывать, как им вести расследование, это не ее работа! Но доктор Портман близка с Уильямом, она знает о нем то, что Виктория так тщательно игнорирует.

А Уильям бледный как полотно. Он далеко не брезглив, он никогда не относится легкомысленно к смерти и убийствам: у него мрачное чувство юмора, совсем как у нее, но он никогда не был непочтителен — и таким бледным на месте преступления она его никогда не видела.

Уильям бросает на нее взгляд, и она глазами пытается сказать ему, что что бы он ни решил, она его поддержит. Она его напарник. Эмма, может быть, его любовница, но защищать Уильяма при исполнении служебных обязанностей — ее долг, ее привилегия.

— Ладно, — наконец отвечает он и поспешно выходит. Виктория застывает на миг, не соображая, что же ей делать.

Доктор Портман вручает ей пару нитриловых перчаток:

— Раньше начнем, раньше закончим…