Рядом со мной (ЛП)

— Кофе, — отвечает она. Она дрожит: то ли от холода, то ли этой перемены в ее с Уильямом отношениях.

Закатив глаза, он бормочет:

— Наркоманка.

Они идут к двери, и она подталкивает его плечом:

— Рыбак рыбака, знаешь ли…

С коротким смешком он берет ее за руку. Они оба замерзли, потому что они скверные, скверные полицейские, не сообразившие надеть перчатки, прежде чем устроить проникновенную сцену на свежем воздухе в одну из самых промозглых ночей в году.

Парочка гениев.

Но он улыбается, улыбается искренне. И всё остальное неважно.

***

Это неожиданность для них обоих. Неделя выдалась тяжелая, оба простужены — и их параллельная простуда вызывает хихиканье и понимающие взгляды коллег. Они и близко не подошли к поимке больной твари, убившей трех человек, они хлещут кофе ведрами и слишком мало спят.

Всё происходит в какой-то молниеносный момент. Они выходят из лифта на подземную парковку. Он настаивает на том, чтобы проводить ее до ее машины, хотя она вполне способна о себе позаботиться. Она уступает.

— Отдохни немного. Это приказ, сержант! — говорит он, а ей не хочется домой. Не хочется возвращаться в пустую квартиру с пустым холодильником и неубранной постелью.

И ей кажется, что он тоже не хочет, чтобы она уезжала. В последние несколько дней они были неразлучны. Вопреки тому, что показывают в телесериалах, у копов редко когда всего одно дело в работе. Они работали не покладая рук, вертясь между выездами и бумажной работой. И несмотря на холод, она не жаловалась. Не жаловался и он.

Она не хочет с ним расставаться, вот она правда.

Он открывает для нее дверцу машины и застывает, она делает шаг, и координация у обоих ни к черту, потому что оба смертельно измотаны, и они встают слишком близко и налетают друг на друга. Там, где она поставила машину, почти полная темнота. Виктория запрокидывает голову, и ее губы сами собой, естественно касаются его губ.

Лишь когда мозг нагоняет остальное ее тело, она понимает, что прижата к дверце машины и что целует Уильяма Мельбурна, или это он целует ее — какая, в сущности разница… Слова, слова.

Они целуются.

Конечно, это не первый ее поцелуй, даже с натяжкой не первый, но она будто не целовалась никогда в жизни. Может быть, это оттого, как Уильям держит в ладонях ее лицо, как он дразняще касается губами уголков ее рта, как обводит языком контур ее губ, а может, оттого, как она зарывается пальцами в его волосы, как колотится в груди ее сердце, Господи, да, а он умеет целоваться — он определенно умеет целовать женщину, и Виктория и не помнит, чтобы когда-нибудь так заводилась от простого поцелуя.

Но нет, это не простой поцелуй. Это Уильям целует ее, и она чувствует, как льнет к ее телу его тело, чувствует его тепло, как у них одно дыхание на двоих, как захватывает дух от того, как его щетина покалывает ее кожу: разница в росте не делает поцелуй неловким, каким-то образом они умудряются двигаться так, будто это не первый их поцелуй. И страсть — страсть медленно разгорается, Уильям, кажется, никуда не торопится. Пусть всё вспыхнуло внезапно (да нет, как же внезапно, можно отсчитать месяцы, недели, дни, минуты и секунды), но он целует ее не спеша, и она не спешит тоже: дразня, осторожно, томно. Поцелуй углубляется, и она не в силах сдержать тихий стон, что Уильяма только поощряет.

Так ее никогда не целовали: со страстью, вожделением — и благоговением. Ей нравится касаться его кожи, ей нравится знать, каков он на вкус, нравится, что он тут, в настоящем, с нею.

Потеря контакта почти как пощечина. Она моргает, но кругом полумрак, а он по-прежнему так близко, ей нужно его касаться, нужно чувствовать его, нужно знать, что всё произошло на самом деле. Она хватает его за руку, и он не отпускает ее.

— Мне… — он осекается. Хриплый голос. Виктория готова ударить его, ей-богу, если он сейчас попросит прощения, она его ударит.

— Мне надо вернуться — до завтра? — говорит Уильям.

Он выпускает ее руку и отступает на шаг. Виктория улыбается.

— Ага, ни свет ни заря. Я захвачу кофе.

— И побольше, — улыбается Уильям.

Я люблю тебя, хочет сказать она, но понимает, что слишком рано. Понимает, что Уильям еще должен ей многое рассказать, и она подождет — она может ждать столько, сколько понадобится.

Она садится в машину, он захлопывает дверцу. Она уже завела мотор, но Уильям вдруг окликает ее по имени. Она опускает стекло и Уильям, повергая ее в величайший шок, целует ее снова, уверенно и звонко, и шепчет в ее губы: «Спокойной ночи, Виктория».

«Спокойной ночи, Уильям…» — шепчет она в ответ.

И потом много-много часов еще не может перестать улыбаться.

========== Глава 2 ==========