Четвертая жертва опять женщина, тот же почерк, что с тремя предыдущими. Никто не хочет произносить это вслух, хоть «Дейли Мейл» и пестрит громкими заголовками, однако все знают, что они имеют дело с серийным убийцей. У всех жертв перерезано горло, единственная аномалия — маленький мальчик и то, как обставлено было место преступления: Уильям рассматривал фотографии со второго места дольше, чем он кому-либо признается. И в одно дождливое утро, насмотревшись на них, он говорит Виктории:
— Поехали.
Она сидит в его кабинете, перепроверяет данные: телефонные записи, чеки с кредиток всех жертв. Нужно найти общее звено, они понимают, что серийный убийца (Господи, как же он их ненавидит) поднимает ставки: последняя жертва почти обезглавлена. И дальше будет только хуже.
Родственники Виктории теперь больше, чем просто тени. Вышестоящие чины обеспокоены. Эти преступления должны быть раскрыты.
— Конечно… — говорит она.
И в этот момент он понимает, что она доверяет ему безоговорочно. Умом он это знал и раньше, но теперь чувствует интуитивно, и это отрезвляет как никогда.
— Мне нужно кое-что проверить, — поясняет он.
Она натягивает куртку, и он походя подхватывает с ее стола ее шарф. На них смотрят, кто-то закатывает глаза, а ему плевать.
В лифте она стоит к нему чуть-чуть ближе, чем обычно — единственный признак перемены в их отношениях.
После того поцелуя он держался от нее на расстоянии. В идеальном мире всё прошло бы без сучка без задоринки — и поцелуй был бы только прелюдией.
В реальности всё совсем по-другому.
В идеальном мире тот факт, что она приходится дочерью, племянницей и внучкой очень могущественным людям, людям, которые на деле правят страной, не стал бы для них препятствием. Виктория взрослая, необыкновенная, сильная, умная, выдающаяся женщина и отличный полицейский.
Увы, он давно уже не верит в идеальность мира, в котором живет.
Теперь он думает, что черная машина, ждавшая его неподалеку от здания управления, — не такая уж неожиданность. Он понимал в глубине души, что рано или поздно это произойдет, и то, что произошло это всего через несколько часов после того, как он поцеловал Викторию на подземной площадке, далеко не совпадение.
Разговор с сидевшим в машине мужчиной — дядей Виктории — прошел цивилизованно. Уильям знает, что людям вроде ее дяди нет нужды угрожать и запугивать, даже повышать голос. Они просто делают желаемое реальным.
Мужчина в машине не спросил Уильяма, спит ли Уильям с его племянницей, прекрасно понимая, что к чему. Мужчина в машине даже не спросил его, какой головой он, Уильям, вообще думал, когда целовал его племянницу там, где их могли увидеть коллеги.
— Моя племянница… упряма, — сказал мужчина в машине.
Помнится, Уильям ничего не ответил. Да, это ее дядя, но Уильям ее напарник. Заботиться о ней, оберегать ее — его работа! И смысл его жизни, но об этом дяде Виктории знать не нужно.
— Она хочет идти собственным путем, хочет сама пробиться в жизни, и я ее понимаю, — совершенно искренним голосом произнес мужчина в машине.
— Однако я обеспокоен. Моя племянница романтик в душе. Тут она пошла в мать, — продолжил он.
Уильям думает: как хорошо, что ему всегда отлично удавалось скрывать свои эмоции, имея дело с говнюками. Ему ненавистно то, как этот человек говорит о Виктории, так, будто доброе сердце и свобода выбора — это плохо.
— А она знает о вашей супруге, инспектор Мельбурн? — спросил мужчина в машине.
Да уж, порой реальность как оскалится да как вцепится прямо в задницу.
— Полагаю, мне нет необходимости напоминать вам о том, как важно соблюдать правила, инспектор, и я был бы вам благодарен, если бы вы не оскорбляли мои умственные способности, отрицая…
— Мне прекрасно известны правила, сэр, — ответил он, — но я не уверен, что Виктория оценила бы ваше вмешательство в ее жизнь.
Мужчина улыбнулся. Прошло уже несколько дней, а Уильям всё думает, что с такой же улыбкой этот человек, наверное, посылает людей на страшную смерть во имя всеобщего блага.
— Да, пожалуй, не оценила бы. Но вы не ответили на мой вопрос: Виктории известно о вашей жене? Она знает о вашей семье?
— Что ж вы ей не расскажете? — Уильям едва сдерживается, чтобы не выплюнуть эти слова.
— О, я предлагал, и не раз, но она весьма упорно отвергала мое предложение. — А вот эта улыбка уже настоящая. Он, конечно, говнюк, но Уильям ясно видел, что племянницу он искренне любит и гордится ею.
— Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы она никак не пострадала, инспектор.
— Она способна сама позаботиться о себе, — ответил Уильям.
По правде говоря, вопреки тому, что он сказал там, в этой машине, Уильям всем сердцем разделяет чувства ее дяди. А еще он знает, что Виктория не дала бы спуску им обоим, если бы узнала об их разговоре.
— Отвечая на ваш первый вопрос, — произносит он наконец. — Нет. Она не знает.
— Справедливо было бы, чтобы она узнала, инспектор.
Никаких угроз. Никаких напоминаний о том, что Уильям старше ее по чину, а значит, отношения между ними под запретом. Дяде Виктории не нужно было ему угрожать.