Ревность

— После того, что случилось, я не могу оставить тебя в живых. Но у тебя еще есть шанс облегчить душу перед смертью. Говори. Хочу услышать хоть слово правды.

— Я все сказал, — прокричал Милз. — Мне нечего добавить. Я не стану обращаться в полицию.

Милз зарыдал. Джон поднял взгляд на Радченко и, выкатывая белые от злости глаза, проорал страшным голосом:

— Давай сюда ствол.

Радченко вытащил из-под ремня короткоствольный револьвер и вложил его в лапу Джона. Милз закрыл лицо руками, закованными в стальные браслеты. Он точно знал, что не проживет и минуты. Джон приставил ствол к виску Милза и взвел курок.

— Нет, — закричал Милз. — Я же все сказал. Все, что знал.

Джон, кажется, понял, что Милз не врет и теперь из него уже нечего вытянуть. Ни фразы, ни слова, ни полслова… И этот спектакль надо кончать до того, как знаменитый экономист умрет от инфаркта.

— Черт с тобой, — крикнул Джон. — Живи пока…

Он сунул револьвер в карман, снял с Милза наручники и дернул кверху за воротник матерчатой ветровки. Когда Милз, перепачканный грязью, поднялся, у него так дрожали колени, что он едва мог держаться на ногах. Он мучительно долго и трудно, скользя башмаками по мокрой траве, шел к машине и залезал на заднее сидение. А затем повалился лицом вниз, обхватил голову руками и так замер.

Устроившийся за рулем Джон спросил Радченко:

— Ты еще не все выпил?

Из кармана появилась стальная фляжка, Джон отвинтил колпачок, поднес к губам и сделал пару добрых глотков. Затем оглянулся и сказал:

— Я тебя не грохнул только потому, что этот парень, — он похлопал по плечу Радченко, — этот парень за тебя очень попросил. А я не смог отказать.

Милз всхлипнул в ответ. Вскоре машина остановилась перед воротами «Волчьего ручья». Милз кое-как выбрался из салона и медленно, переваливаясь, как пингвин, побрел вверх по дороге. Он сутулил спину, ноги по-прежнему дрожали.

* * *

Телефон зазвонил, когда Девяткин толкался в метро. Беспокоил Михаил Голуб, заместитель начальника управления собственной безопасности ГУВД. Он сказал, что появились важные новости, надо бы срочно встретиться, желательно прямо сейчас. Скажем, в ресторане «Огни», это недалеко от работы. Девяткин ответил, что будет на месте через полчаса.

Он успокоил себя мыслью, что «Огни» — не самое дорогое заведение в городе. Значит, у Голуба действительно есть новости, поход в ресторан нужен для дела, а не для того, чтобы полакомиться деликатесами за чужой счет. Цены в ресторане оказались умеренными, но Голуб был голоден и сделал такой заказ, что опять получилось очень дорого. Девяткин ограничился котлетой с жареной картошкой и стаканом воды.

— Осетрину надо есть с хреном, — Голуб запивал рыбу белым французским вином. — Но не простым хреном, обязательно на сметане. Ни в коем случае не с горчицей, она весь вкус перебивает. И вино должно очень быть нежным, с тонким вкусом.

Голуб немного поговорил о своих кулинарных пристрастиях и перешел к делу.

— Новости неважные. Начальство требует твоей крови. Им нужно показательная расправа над одним из лучших оперативников. Из Министерства внутренних дел звонили нашему руководству, интересовались: как продвигается дело о гибели человека во время допроса. Время идет, пора ставить точку. Если Девяткин виновен, он должен быть наказан. Очень жестко, без оглядки на его прошлые заслуги. Увольнение из полиции и… Под суд.

В горле запершило, Девяткин отложил вилку и сделал пару глотков воды.

— И что? Ничего нельзя сделать?

Голуб дружелюбно улыбнулся и сказал, что сегодня он был у руководства. Доложил, что в действиях Девяткина пока не усматривается ничего противозаконного. Задержанный мужчина, ранее судимый, умер во время допроса от сердечного приступа. Короче, Голуб соврал начальству. Врать — это против его принципов.

Но для хорошего человека он готов пойти и на более серьезные нарушения. Скажем, можно надавить на судебного эксперта и так все представить, будто Девяткин и вправду ангел. А крылья в кобуре носит вместо пистолета. Конечно, потребуются ответный жест вежливости. Как раз подвернулась возможность наградить парней из управления медалями за безупречную службу. Но надо подмазать кое-кого из начальства, иначе приказ о награждении будут месяцами перекладывать со стола на стол, пока не потеряют. Словом, нужны деньги, иначе люди без медалей останутся.

— Сам знаешь, как у нас все делается, — вздохнул Голуб. — Без взятки — ни шагу. И медали задаром не дают.

— В другой раз медали получат, — пытался отговориться Девяткин. — Им что, срочно?

— Сейчас появился реальный шанс. У тебя же есть медали. Даже орден есть. А почему другим нельзя иметь награды?

— Можно, почему нет, — замялся Девяткин. — Пусть имеют. Лично я не возражаю…

— Ну, главное, что ты не возражаешь, — нахмурился Голуб. — Конечно, я мог бы обратиться за помощью к другим людям… Помогут. Но сейчас я тебе нужен гораздо сильнее, чем ты мне. Понял?

— Конечно, конечно…