Ревность

— Я до сих пор подполковник. Засиделся в этом звании, пора расти. Но полковника — сам знаешь — без доброй взятки никто не даст. У начальства один ответ: гони деньги. Но первым делом надо получить нашивку за ранение. Ранение — вещь нужная. Пенсия не за горами. Я должен думать о будущем. А с ранением и пенсию прибавят, и полковника дадут. Почет, уважение… И запись будет в личном деле. Сам знаешь, сколько ранение стоит. Ну, при исполнении служебных обязанностей. Так что я сейчас не при деньгах. Все средства уходят, чтобы получить нашивку. Одному дай, другому… Совсем люди совесть потеряли. Одно слово — скоты. Со своих товарищей деньги тянут.

— И сколько? — сердце заныло.

— Сегодня у тебя счастливый день. Сделаю большую скидку в знак личного уважения. Тридцать пять тысяч долларов, и твое дело будет похоронено. Больше никто и никогда не вспомнит о той сволочи, которую ты убил на допросе.

— Слушай, мне так часто говорят, что я убил человека на допросе… Так часто, что я сам начинаю в это верить.

— Ну, твой ответ? — Голуб вытер губы салфеткой.

— У меня есть на примете один банкир. Он мне был немного должен за то, что помог ему остаться на свободе. Ну, когда все его друзья надолго сели. Но я же не могу приходить к нему каждый день и говорить: давай деньги.

— В Москве много банкиров. Иди к другому.

— Хорошо, я достану деньги. Только дай время. Хотя бы месяц.

— Десять дней — и ни минутой больше.

Голуб поднялся и убежал. Девяткин оплатил счет, вышел на воздух, долго сидел на скамейке в сквере и курил, прикидывая, где достать тридцать пять тысяч. Никаких вариантов в голову не приходило. Можно продать квартиру. Но где он будет жить? Первое время можно ночевать у знакомых и друзей. А дальше? Перебраться на автобусную станцию или на вокзал? Ответа не было.

Глава 19

Поздним вечером отец позвонил Павлу и попросил прийти.

Воздух в спальне был несвежим, пахло лекарствами и потом. Отец выглядел неплохо, щеки разрумянились, а тонкие губы, обычно серые и безжизненные, сделались розовыми, волосы стояли дыбом. У кровати шуршал газетами Вадим. Он рассеяно поздоровался с братом и снова стал читать. Последние дни брат избегал общения, не показывался, не звонил.

— Почему нет Розы? — отец говорил резким голосом с ноткой металла, даже оторвал голову от подушки.

— Она не успела одеться, — сказал Павел. — Она возьмет такси и приедет чуть позже. Как ты себя чувствуешь?

— Тут публики нет. Твою показушную заботу об отце некому оценить. Как видишь, меня отсоединили от аппаратуры. И я еще жив. Значит, мне немного лучше.

— Хорошо, отец, я рад.

— Что ж… Хочу сказать нечто важное. Нечто такое, что касается всех членов нашей семьи. И Розы в том числе.

Павел молча кивнул головой и подумал, что сейчас любое его слово, любая фраза, которую он произнесет, нейтральная, бессмысленная, может вызвать поток раздражения и новую ссору. Еще он подумал, что отец никогда прежде не называл Розу членом семьи. Для него — это чужой человек, женщина свободных взглядов, порхающая по жизни словно бабочка, от цветка к цветку. Обаятельная и глупая, но прекрасная в своей глупости.

Павел вертелся в кресле, но не мог найти удобную позу, будто в мягком месте сидело шило. В голове копошились мысли, неожиданные и пугающие. Отец молча сопел, он сложил ладони на груди, сплел пальцы и смотрел в потолок. Вадим читал газету с таким упорством, будто собирался выучить ее наизусть.

— Что-то случилось? — спросил Павел, хотя собирался молчать.

— Почему что-то должно случиться? — отец натянул одеяло почти до самого носа и стал говорить так тихо, что о смысле некоторых слов приходилось догадываться. — Я умираю. И перед тем, как отправиться в последнее путешествие, хочу видеть моих сыновей и переброситься с ними парой слов. Моя смерть, разве это не повод увидеться и поговорить?

— Повод, конечно… То есть, я хотел сказать, что не надо торопить смерть. Она сама знает свой час.

— Господи, как ты косноязычен, — отец повертел острым носом, будто принюхивался, и запах ему не слишком нравился. — Ты совсем недавно раздавал интервью всем подряд и твердил, что покончил с детективами. Теперь будешь адресовать свои опусы умным людям. Умные книги для умных людей — это твое кредо. Но откуда возьмутся эти умные книги? Какой из тебя к черту писатель, если ты не можешь выразить простейшую мысль… Впрочем, чему удивляться? Далеко не все литераторы умные люди.

— Отец, я прошу тебя… Давай не будем начинать новую ссору.

— Хорошо, не будем ссориться. Павел, на этот раз ты прав. Но кое-что случилось. Пустяки. Даже неловко было беспокоить, отрывать великого писателя от новой гениальной книги из-за этой ерунды. Итак, причиной, по которой я позвал вас, стали трупы. Да, те самые, мужчина и женщина, что были найдены в твоем загородном доме.

— Об этом все московские газеты писали, — Вадим показал на сумку, набитую мукулатурой. — Вот, целая подшивка…

— Ты знал об этом? — отец приподнялся. Взгляд острый и цепкий, непохоже, что он соберется в последнее путешествие, о котором так долго болтает. — Ну?