Ревность

Они с Галей ехали по какому-то мертвому пугающему городу, по мрачным улицам, застроенным серо-желтыми громадинами домов с черными провалами окон. Смеркалось, но фонари не зажигали, машин вокруг почти не было, пешеходов не видно, а редкие магазины закрыты. И машина не своя, а чужая, ржавая таратайка с продавленными сидениями. Галя, сидевшая впереди рядом с ним, возбужденно жестикулировала, о чем-то говорила, Радченко слышал слова, но почему-то их смысл не доходил до сознания. Он был чем-то расстроен, так расстроен, что хотелось плакать.

Галя продолжала поговорить без умолку, он порывался что-то ей ответить, но не мог слова вставить, и еще к горлу подступил соленый комок, ему кажется, — стоит только открыть рот — и польются слезы.

«Останови возле вон того дома, — Галя показывает пальцем, где остановиться. — Ты так медленно ехал, что из-за тебя я на работу опоздала». Радченко говорит, что это какая-то ошибка, Галя не может здесь работать. В этом самом месте, находится городской публичный дом, который занимает все восемь этажей. «Я здесь работаю, — Галя отвечает зло, с надрывом, почти кричит. — Я тебе об этом уже сто раз говорила. Двести раз. Но ты, как обычно, ничего не помнишь. Потому что память дырявая, как у старика. Как у жалкого паршивого старика».

Он останавливает машину, Галя хватает сумку, выскакивает на тротуар как ошпаренная. Он что-то кричит ей вслед, но она ничего не слышит. Из груди вырываются рыданья…

Захотелось курить. Радченко открыл купленную накануне пачку, — пусто. Тогда он накинул халат, вышел в коридор, спустился на первый этаж. Автомат по продаже сигарет не работал. Пришлось идти в винную лавку через дорогу. В этом халате, синим в красную клетку, и домашних стоптанных папочках он выглядел забавно. Радченко не стал тратить время, чтобы дойти до перекрестка со светофором, перебежал улицу, когда поток машин немного поредел. Он взял бутылку виски, решив, что без выпивки не сможет заснуть, сигареты и содовую.

Когда вернулся в номер, зазвонил телефон. Голос Эдика Волкова был бодр:

— Блин, я звоню с не самыми лучшими новостями. Утешайся тем, что денежки платишь не зря. Открой ноутбук и посмотри почту, там фотографии. Вчера твоя жена вышла из квартиры в одиннадцать утра. Отправилась на Новый Арбат. Возле кафе встретилась с мужчиной лет сорока, не тем, которого я видел в ресторане «Прага». Это другой парень. Кто он, пока не знаю. Они вошли в кафе и посидели там около часа. Старик, мне неприятно все говорить, поверь.

— Брось, какие уж тут церемонии.

Он сел за письменный стол, открыл ноутбук, залез в почтовый ящик и уставился на экран. На фотографии Галя выходила из кафе, она выглядела счастливой, будто выиграла в лотерею миллион долларов. За ней следовал мужчина, но разглядеть его лицо, попавшее в тень, было трудно. Радченко открыл следующую фотографию. Сердце заныло, а голову перехватил стальной обруч, сжавший затылок и лоб. Он подумал, что бутылка виски — это сейчас как раз то, что ему нужно больше всего, отвинтил пробку и принес пластиковый стаканчик.

— Твоя жена и этот субъект взяли такси и отправились на Красносельскую улицу в районе трех вокзалов. Квартира съемная. Ее сдают супруги пенсионеры, сами живут в загородном доме. Снимает квартиру некий Феликс Зельдович. По словам соседей, он там не показывается подолгу, использует квартиру для свиданий с разными бабами. Сейчас хозяин квартиры за границей, а ключи, видимо, отдал приятелю.

— Я сейчас смотрю на фото этого человека, — сказал Радченко. — Я знаю его. Это Павел Хохлов. Муж Галиной подруги Светы Хохловой.

— Хохлов Павел? Хорошо, я записал, — ответил Эдик. — Ты облегчил мою задачу. Галя и Хохлов провели в квартире около четырех часов. Затем вызвали такси. Кавалер довез Галю до дома, сам на той же машине отправился в сторону центра. Но куда именно, выяснить не удалось, на дорогах были огромные пробки. Наши парни этого деятеля потеряли. У меня все. Не ожидал, что появится второй мужчина. Муж подруги… Такое бывает. Но я и подумать не мог, что у нее сразу с двумя…

— Я тоже не предполагал. Что ж, у моей жены большое доброе сердце, если она может сразу с двумя… То есть с тремя. Третий как раз я.

— Ты в порядке, старик?

— Да, конечно, я в полном порядке, — ответил Радченко, наливая виски в стакан. — Отлично себя чувствую. Я думаю, что хорошо сделал, когда в свое время стал специализироваться на уголовных преступлениях. Если бы я выбрал бракоразводные дела, уже превратился бы в законченного циника. И потерял веру во все святое. Сначала в женщин, затем — в человечество. Наконец, — в бога.

Он выпил стакан одним махом, будто воду из-под крана, и прикурил сигарету.

— Нам с тобой грех жаловаться, — голос Эдика был весел. — Если бы не число разводов, которое с каждым годом растет, я не смог бы ездить на БМВ и жить в приличном доме. И убивать в Москве меньше не стали. Даже наоборот. Поэтому и ты без работы не останешься. Мир сходит с ума, и на этом можно заработать. А в бога я давно не верю.