— Все-таки на вашем месте, Джон, я бы обратился в полицию. Заниматься частным расследованием — опасно. Да, да… Один мой знакомый, от которого ушла жена, попытался ее искать. И что же? Ему сломали обе ноги и еще несколько костей. Да… В разных местах тела. Любовником его супруги оказался опасный гангстер. Этому типу не понравилось, что за ним наблюдает самодеятельный сыщик и… Иногда лучше отпустить женщину, которая тебя разлюбила, чем приниматься за ее поиски. Это мое мнение. Надеюсь, что в вашем случае до увечий не дойдет.
Джон с невозмутимым видом выслушал монолог хозяина поместья, кивнул в ответ, собрав душевные силы, изобразил улыбку.
— Я тоже на это надеюсь. Все-таки хочется пожить здоровым человеком.
Машина развернулась на круглой площадке перед домом и стала медленно спускаться вниз с холма по извилистой дороге. Радченко сидел на пассажирском сидении и посмеивался. Лицо Джона сначала порозовело, затем сделалось бурым, как кирпич. Через минуту кожа пошла багровыми пятнами, будто ему надавали пощечин, но не рукой, а строительной лопатой. Радченко отвернулся и стал смотреть на придорожные кустики и красноватую землю, выжженную солнцем.
— Ты слышал: этот сукин сын мне угрожал? — сказал Джон. — Ушам своим не верю. Он устроил мне настоящий допрос. А потом еще и угрожал. Господи… Еще минута — и я бы его кончил.
— Но ты этого не сделал. Это было мудрое решение.
До цели пришлось добираться более часа. Машина свернула с дороги, проехала между двух холмов и остановилась перед кирпичным двухэтажным домом, обвитым плющом, словно старинный склеп. Домом владел Питер Брей, бывший оперативник ФБР, ныне частный сыщик. Смеркалось, а здесь, между холмами, среди деревьев, казалось, будто наступила ночь. Света в окнах не видно, на низком крыльце, покрытым ворсистым половиком, разлеглась белая кошка с темным пятном на боку. Она лениво посматривала на машину чужаков и щурилась от удовольствия.
Джон трижды мигнул фарами и стал ждать. Это была простая мера предосторожности, обговоренная заранее. В дверь не звонить, телефоном пользоваться лишь в крайнем случае, вместо этого — просто мигнуть фарами. Если хозяин сейчас дома, он зажжет свет в окне. Такой уговор.
Свет в окнах не загорелся, никто не вышел на порог.
— Он здесь, — сказал Джон. — Питер много работает по ночам, поэтому не высыпается. А днем и вечером наверстывает упущенное.
— Зачем нам вообще нужен этот частный сыщик? — спросил Радченко.
— Питер может помочь. Что-то в поведении Ольги мне не нравится… В последние две-три недели она выглядела очень напряженной. Бывало, когда я входил в комнату, она прекращала телефонный разговор. Словом, у меня давно были смутные неясные подозрения, но проверять их я не стал. Может быть, на подсознательном уровне я боялся, что мои догадки окажутся правдой. Я упустил время. А теперь все осложнилось.
— Питер женат? — спросил Радченко.
— Какая женщина будет жить с сыщиком? Кроме того, у Питера ужасный характер. Подозрительный, патологически ревнивый парень, который превращает жизнь окружающих людей в ад. Если он все-таки дома, я зайду один. Возможно, Питеру будет неприятно видеть тебя, разговаривать с иностранцем.
— Неприятно разговаривать русским? Он расист?
— Так сразу и расист. Просто не любит иностранцев. Я же говорю, он с чудинкой. Кстати, обе его жены по странному стечению обстоятельств покончили с собой. Повесились. Хотя, нет… Последняя жена Сидни сожгла себя на конюшне, в парке развлечений. Облилась какой-то дрянью и чиркнула спичкой.
— Сама себя сожгла? — Радченко выпучил глаза.
— Почему бы и нет. Существуют разные способы ухода из жизни. Последний год перед своей гибелью она была немного не в себе. Надо было сходить к психиатру, а не баловаться с огнем.
— Господи, какая дикость. Это ужасно.
— Ужасно, когда люди не понимают юмора, — Джон вдруг рассмеялся, он хохотал долго, чуть не до слез, хлопал ладонями по ляжкам и снова хохотал. — У вас в России все такие, верят любой ерунде? Люди без чувства юмора?
— Такой юмор не сразу поймешь, — нахмурился Радченко. — В следующий раз, когда надумаешь шутить, предупреждай.
Свет загорелся в крайнем окне. Кошка с черным пятном убежала. Джон вышел из машины, Радченко за ним. Входная дверь, на вид фанерная, оказалась подозрительно тяжелой, видимо, сделанной из металла. Закрываясь, она лязгнула, как старый банковский сейф, что-то повернулось и щелкнуло внутри.
Деталей интерьера Радченко разглядеть не мог, было слишком темно. Джон судя по его уверенным движениям, столько раз здесь бывал, что смог бы ориентироваться в полной темноте. Он свернул за угол, дальше была лестница, спускавшаяся в подвал, довольно глубокий. Внизу их ждал высокий грузный мужчина лет пятидесяти с гаком, одетый в белую майку и брюки на широких подтяжках. Волосы зачесаны назад, на губе висела дымящаяся сигарета. Он протянул Радченко руку, мягкую и теплую, как свежий батон хлеба.
— У вас тут хорошо, — сказал Радченко. — Все условия для спокойной работы.