Реверс

Не спрашивая разрешения, он за спинку выдвинул стул, проскрежетал ножками по полу, шлёпнул на полировку приставного стола папку крокодиловой кожи. Кряхтя, начал усаживаться поудобнее.

«Пускай толстяк потешится напоследок, — успокаивал себя Хоробрых.

— Главное, явился. Остальное — дело техники».

— А вы кто?! — тормознул он защитника, бесшумно огибавшего приставку с явной целью расположиться напротив Сомова.

— Адвокат Щеглов Рудольф Руфович, — голос мужчины оказался богат обертонами, как у диктора Игоря Кириллова. — Я принял защиту Евгения Николаевича. Вот ордер.

Бумажный квадратик имел все атрибуты — регистрационный номер в реестре адвокатов, номер удостоверения, дату его выдачи. Яркий фиолетовый оттиск круглой печати был отчётлив. Защиту клиента Щеглов поручил себе сам, как глава адвокатского кабинета.

— Ваше удостоверение, — проскрипел Хоробрых.

Адвокат распахнул книжечку в пухлой малиновой обложке. Из рук по привычке, обретённой в прошлой жизни, не выпустил.

Помимо ордера и ксивы его личность персонифицировал бейджик, прицепленный к нагрудному карману пиджака. На закатанном в пластик прямоугольнике — фамилия, имя, отчество и цветная фотография анфас.

Внешность адвоката разнилась с фоткой. Там он — вылитая птица семейства скворцовых. Клюв остр, блестящий глаз кругл, голова склонена к плечу.

С возрастом Щеглов утрачивал природное сходство со скворцом. Высокий лоб оставался сдавленным в висках, а нижняя часть лица оплыла. Щёки провисли, раздулся подбородок. Но выглядел юрист всё равно моложаво. И не подумаешь, что он старше своего клиента на целых три года. Смуглая кожа ровнёхонькая, как у юноши. Вдобавок адвокат наладил красить волосы. По его собственному выражению: «Объявил войну седому мочалу». Обернулся жгучим брюнетом с за-косом под француза. Круглая плешка на затылке искусно зашпаклёвана. Щеглов известен в городе, как ловелас. С выработавшей ресурс женой он развёлся, как только в кармане у него зашевелились шальные деньжата.

Впрочем, с этой стороны он заместителю прокурора неизвестен. Только как назойливый ходатай и неутомимый жалобщик.

Рукой Хоробрых указал на свободное место за приставным столиком:

— Садитесь.

— Я лучше присяду. Сесть я всегда успею, — выдав популярную в Остроге хохму, адвокат радостно хихикнул, словно изрёк нечто действительно остроумное.

«Примитивен, недалёк, — оценил процессуального противника Хоробрых. — Но ухо с ним следует держать востро».

Бланк допроса подозреваемого и вопросник у зампрокурора наготове. Протоколировать он решил от руки, по старинке. С компьютером Хоробрых не вполне дружен. На машинке печатает быстро, но верная «Любава» хороша для фиксации свободного рассказа. Когда ответы приходится вытягивать, клавиатура отвлекает от визуального контакта, а треск рычагов мешает восприятию информации. Тем более, оппонентов двое. Придётся перекидывать внимание с одного на другого. Главный объект, естественно, Сомов.

Картина по уголовному делу вырисовывалась интересная. И, если не играть в квазиобъективность, вполне перспективная в судебном плане.

События расследовались относительно недавние, ноябрь прошлого года. Дотянуть до истечения срока давности товарищу полковнику не судьба при всём желании.

Начиналась история банально. Отставной инспектор Госпожнадзора Овечкин Н.С. заявил о краже из гаража сварочного аппарата и электрического наждака. Имущество было приобретено в мохнатые семидесятые с рук. Документов на него не имелось. Поэтому о/у ОУР Малов с лёгким сердцем слепил отказник.

Экс-пожарный написал жалобу в прокуратуру. Так, мол, и так, законопослушный я гражданин и налогоплательщик, купил бытовую технику на трудовые деньги. Не через розницу, согласен, но, родись о/у Малов пораньше, он бы знал, что в СССР такие вещи в магазине купить было невозможно. Гражданин приложил прайс-лист с указанием стоимости аналогичного инструментария в наши дни. Цены там стояли внушительные, намного превышающие пенсию Овечкина, размер которой он также подтвердил документально.

Хоробрых был в отпуске, жалобу рассматривал Кораблёв. Отменив решение органа дознания, он отправил материал на дополнительную проверку. Дела возбуждать не стал.

Наглец Малов наплевал на прокурорский привет. Прайс-лист из материальчика исчез. Зато появилось заявление, написанное от имени Овечкина: «Имущество старое, поломанное, стоимости не имеет». Не предвидя для себя последствий, Малов вторично отказал в возбуждении уголовного дела. Его постановление утвердил начальник милиции Сомов.