Рецидив

– Ты, говорят, пророк? – обратился он к пленнику, обходя его вокруг.

Стоявший перед ним был поистине великаном. Даже Пилатус, гордившийся своим ростом, был ниже его на целую голову.

– Бог открывает мне свои замыслы, – ответил великан, – И люди считают меня пророком…

– И что же такого ты напророчил, что местная чернь тебя так превозносит? – спросил прокуратор, глядя пленнику в глаза, снизу вверх.

– Что самый главный, нерушимый закон – слово Божье! И тот, кто выше всех земных благ ставит любовь к Богу, тому Он дарует жизнь вечную. Никто не может владеть нашим народом, кроме одного Бога! – изрек плененный великан высоким голосом.

Этот голос! Максимус вспомнил, у кого он слышал похожие обертоны. Тот отчаянный иудейский мальчишка, что десять лет назад пришел к нему в Кесарию, пройдя всю стражу и назвавшийся его сыном… Максимус сделал все, чтобы добраться до него, но не смог приблизиться ни на шаг. Этот молодой варвар никак не выходил из головы, да еще местные слуги стали рассказывать невероятные истории про некого мессию, всюду помогающего людям. Неужели это он?..

– Йоан! – возвысил голос Антипа, – Я же просил тебя…

Пилатус, не глядя на Антипу, махнул ему рукой, заставляя замолчать.

– И ты, наверное, считаешь свой закон выше законов Рима? – снова обратился к пленнику Пилатус.

– Человечьи законы лишь устроены на божьих, как и дома людские, построены на земле, дарованной нам Создателем…

– Цезарь, всем известно, в своем могуществе равен богам! – прервал его римский наместник, и обвел всех присутствующих рукой.

– Авве, цезарь! Авве, цезарь! Авве!.. – вразнобой выкрикнули преторианцы, Максимус и Антипа.

– Ты считаешь, что твой бог сильнее Цезаря? – продолжил допрос Пилатус.

– Наш Бог, такой же, как и ваш! Он создатель всего сущего и даже ваш цезарь, лишь малое дитя пред Его взором!

– Может быть, ты еще скажешь, что и жизни людей во власти твоего Бога? – с издевкой спросил прокуратор.

– Жизни принадлежат нам самим – это великий дар Создателя и как распорядиться им решать каждому из нас! – невозмутимо ответил пленник.

Максимус поймал себя на мысли, что продолжает внимательно наблюдать за этим человеком, сохранявшим гордый вид, несмотря на связанные руки и непростые вопросы Пилатуса, с жадностью ловит каждое его слово. Претор решил, во чтобы-то ни стало, поговорить с ним без свидетелей.

Прокуратор возвратился на свое ложе рядом с Антипой.

– Ты продолжаешь меня удивлять, консул Галилеи, – обратился он к нему, – Сперва, твой дворец на холме, потом твоя дочь… А сейчас…

– Я очень польщен… – начал было кланяться царь галилейский, но Пилатус поднял перед собой открытую ладонь, призывая его к молчанию.

– Мне нужна его голова! – безапелляционно заявил Пилатус, указав пальцем на связанного великана.

Максимус почувствовал, как земля стала уходить у него из под ног, и что бы не пошатнуться, он прислонился плечом к колонне, подпиравшей своды дворца.

Антипа, желавший до этого, что-то сказать, поджал губы и покраснел. Потом быстро выдохнул и хитро прищурился.

– Да простит мне, высокородный римский гость, мою дерзость, но позволь мне предложить тебе сделку?

Прокуратор вперил в потомка Ирода-великого, взгляд, не предвещавший тому ничего хорошего.

– Голова этого зелотского оборванца будет твоей, в качестве подарка, вместо ночи с моей Шоломией! – самодовольно изрек Антипа.

Пилатус несколько мгновений не сводил с него испепеляющего взгляда, но потом, откинувшись на своем ложе, весело захохотал.

– Теперь я понимаю, – сказал он сквозь смех, – Почему Тиберий назвал тебя лучшим отпрыском твоего отца!

Антипа расплылся в самодовольной улыбке.

– Ты скользкий, как речной угорь! – продолжил посерьезнев прокуратор, – Там откуда я родом, таких скользких тварей достают из глиняных донных нор на мелководье, для чего пользуются специальными рукавицами, они очень жесткие и, частенько, вместе со слизью, этими рукавицами сдирают и куски шкуры этих рыб, которая у них совсем без чешуи и весьма тонкая.

– Ты весьма щедр на комплименты, о, великий, Пилатус! – Поклонился ему Антипа.

– Не обольщайся, – ответил высокородный римлянин, – Тебя не ухватить голыми руками, как угря, но мои рукавицы находятся у подножия твоего холма, и если я захочу, то твоя шкура вся будет моей, включая весь твой дом и всех кто в нем!

Антипа, не ожидавший такого поворота разговора, испуганно сжался, став еще меньше и круглее, чем стал походить на мяч для гарпастума61 из тряпок и сухого тростника.

– Но сегодня я тебя, так и быть, прощаю… – миролюбиво махнул ладонью Пилатус.

– Ты невероятно добр! – оживился галилейский мяч для римских игр, – Как и когда прикажешь отделить голову от тела этого зелотского мерзавца?

Максимус, подпиравший до этого колонну около стола и не принимавший никакого участия в разговоре, решил вмешаться.

– А как же, Антипа, ты говорил, что он, – претор указал рукой в сторону стоявшего в отдалении пленника, – Служит гарантом спокойствия твоей провинции?

Антипа, недовольно покосился на командира римской стражи и махнул рукой своим стражникам, что бы те увели Йоана.